Вопрос только в том, было ли это настолько же очевидным для них.

- Полин, я знаю, что тебе нравится Дима…

- Не нравится, - резко возразила я, яростно качая головой. - Больше нет. Это уже не важно… Просто зная, какие у них со Славой отношения, это всё так… Чёрт, это ведь совсем не моё дело. Я не знаю, что произошло между вами, Рит, я даже понятия не имею, но неужели оно того стоит? Участия в этих извращённых играх, придуманных ими?

- Максим тебе всё рассказал?

- Да, рассказал. И я не понимаю, зачем ты делаешь это? Кому от этого лучше?

- А кому хуже, Полин? Кому? Может быть, ему? – она махнула рукой в сторону гимназии, и дрожащий голос из шёпота перешёл почти в крик. Марго обхватила себя руками, нервно облизала губы и зажмурилась, позволив давно стоящим в глазах слезам скатиться вниз по щекам и утонуть в намотанном вокруг шеи шарфе. – Ему вообще плевать на всё.

- Ему не плевать, - как же мне хотелось схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть, заставить посмотреть истине в глаза, а не прятаться за каменной стеной собственных необоснованных предрассудков. Чтобы хотя бы она не вела себя точно так же, как делала я сама, закрываясь от всего мира в привычном коконе и боясь сделать решительный шаг навстречу своей мечте.

- Мне не всё равно, поэтому я делаю это, Полин. Я делаю хоть что-то, понимаешь? А он – ничего.

Я шагнула навстречу к ней, чувствуя, как сама вот-вот разревусь. Не знаю, что именно собиралась сделать: просто обнять и погладить по голове, позволив выплакаться вдоволь, как сделал вчера Иванов, или же попытаться как-то донести до неё то, что видели без сомнения все окружающие, но что она сама упрямо отказывалась замечать.

И именно в этот момент звонко скрипнула массивная железная дверь, ведущая в гимназию, и мы синхронно повернулись на этот звук, всматриваясь в показавшийся в темноте высокий силуэт человека. Он ступил несколько шагов вперёд и попал под косой луч света, поднял вверх рыжеволосую голову, наткнулся на нас взглядом и тут же застыл от удивления, замерев в нелепой позе с наполовину опущенными в карманы куртки руками, теперь безвольно повисшими в воздухе.

Чанухин смотрел на Риту с таким выражением лица, словно до последнего не мог поверить собственным глазам. Несмотря на разделявшие нас несколько метров и раскинувшуюся вокруг вечернюю мглу, не было никаких сомнений, что он увидел её слёзы: они продолжали капать одна за другой, поблёскивая серебром. А она смотрела на него. Смотрела с отчаянием человека, давно запутавшегося в хитросплетениях чувств, гордости и страхов, с рвущейся изнутри болью, сдерживать которую в узде больше не получалось – слишком сильной и дикой та становилась с каждым днём, пока они продолжали истязать друг друга молчанием.