Я набрала полные ладони ледяной воды и плеснула себе на лицо, зажмурилась и задержала дыхание — именно то, что обычно помогало остановить истерику. Но сейчас моё тело полностью вышло из-под контроля, и не получалось усмирить ни начавшие бежать ещё сильнее слёзы, ни сильно трясущиеся пальцы, ни дикий вопль, застрявший посреди глотки и с раздирающей болью пытавшийся прорваться наружу. И всем своим существом я чувствовала его гнетущее, настолько необходимое и одновременно невыносимо ранящее присутствие рядом.

Как это иронично: когда утешить боль может только человек, её причинивший.

— Поль, — его пальцы коснулись моего плеча и я неосознанно дёрнулась, отскочила в сторону и с вызовом уставилась на него, ладонями смахивая с лица капли воды вперемешку со слезами. — Что ты слышала?

— Думаю, всё.

— Позволь мне объяснить, — я тут же покачала головой и, заметив его порыв приблизиться, попятилась назад, пока не упёрлась спиной в стенку душевой кабины. — Полина, пожалуйста. Просто дай мне объясниться, и потом, если ты захочешь, я клянусь, что сам отвезу тебя домой. Пожалуйста.

Он выглядел испуганным, растерянным. Непривычно бледным. Нервно облизывал бесцветные губы и дышал часто и урывисто, словно не мог нормально вздохнуть. И подходил ко мне медленно, осторожно, как к загнанному в ловушку бешеному зверю, выставив вперёд себя одну ладонь.

— Ты не должен мне ничего объяснять. А я не должна была подслушивать чужие разговоры, — я ещё раз покачала головой и что было силы вжалась в стекло позади себя, не позволяя ему прикоснуться к себе. Не теперь. Не снова. Лучше уйти, пока я не успела обжечься ещё сильнее, пока осталась надежда сбежать и навсегда вычеркнуть последние две недели из своей жизни.

Потому что слишком больно. И каждую секунду, пока мы продолжали смотреть друг на друга, у меня внутри всё разрывалось от безысходности.

— Полина, пожалуйста…

— Не надо, — мой голос сорвался на сиплый шёпот, знаменуя собой неумолимо надвигающуюся истерику, поддаваться которой я не хотела. Не в этот раз, когда пришла пора взрослеть, смотреть правде в глаза и учиться стойко выносить последствия собственных необдуманных поступков.

А вот его настойчивости я вынуждена была поддаться, просто не имея ни единого шанса защититься или сбежать. Максим крепко обхватил мои запястья — почти так же, как во время нашей последней ссоры в коридоре гимназии — и настойчиво потянул к себе, отчего внутренности сжались в сильном спазме от страха. Ничего сейчас не казалось настолько же невыносимо страшным, как возможность снова оказаться в его объятиях и уже не суметь из них выбраться.