Я впервые влюбилась по-настоящему именно в него. Были какие-то милые мальчики в моей первой школе, про которых я напрочь забывала при первых же незначительных проблемах с оценками. Был Дима Романов, тащиться по которому было равносильно вступлению в фан-клуб какой-нибудь восходящей звезды Голливуда. Но с Ивановым всё стало иначе, по-особенному, и совсем не в том смысле, как обычно хочется девушкам. Никакой сопливой романтики, роскошных букетов или трёх килограмм конфет, предшествующих нормальному приглашению на свидание или первому поцелую. Он швырнул в меня землёй, бесчисленное количество раз обозвал, довёл до слёз и помог искупаться в грязи. Он доводил меня придирками, изводил шутками и продолжает доставать своим талантом ляпнуть какую-нибудь дурость в самый неподходящий момент.

А я всё равно налюбоваться, наслушаться, надышаться на него не могла. Пыталась объяснить себе, что это потому что взаимно — первый раз, и возраст уже, гормоны бушуют и подталкивают в крепкие объятия. Но на самом деле просто любила его так, что передать словами это уже не получалось. Зато получалось прочувствовать. Потянуться ближе к нему и вдохнуть в себя воздух, только что вылетевший из его рта, а потом смаковать, перекатывать эту эфемерную сладость на языке и испытывать от этого блаженство.

И чем же я отличалась от Наташи, на самом-то деле? Я не знала о Максиме ничего, кроме того, что рассказывал он сам. И при этом умудрилась довериться ему настолько, что практически сбежала из дома, отдалась и готова простить всё, лишь услышав в его голосе грусть, хотя всегда считала себя разумной. Но эмоции брали верх, они с лёгкостью укладывали зародыш рациональности на лопатки и затыкали ему рот, не позволяя испортить момент, когда можно снова насладиться близостью любимого человека.

Натка же влюбилась в Яна совсем ребёнком и пронесла это чувство сквозь многие года, не сдаваясь и не отказываясь от него. Она оказалась готова на всё, даже, наверное, на слишком многое, чтобы быть вместе с ним, задействовав и детскую наивность, и юношеский максимализм, и девичью веру в «он исправится». Может быть, взамен всех тех жертв ей было достаточно просто вот так же лежать у него на коленях и прикрывать глаза от удовольствия, пока пальцы ласково перебирают волосы. Может быть, для неё он когда-то был, есть и будет совсем другим, таким, кто действительно смог бы оценить и заслужить её жертвы?

Может быть, в отличие от неё, мне не понадобятся и долгие годы, чтобы окончательно растаять в своей любви. Я уже стала зависима.