Мы с ним синхронно прислонились друг к другу плечами, стушевавшись под удивлённым взглядом моей мамы. Она осмотрела меня с ног до головы, задержавшись подольше на лице, наверняка мертвецки-бледном после недавнего обморока, потом дотошно оглядела Максима и нахмурилась, добравшись до его боевого ранения.

— Мама, это Максим, — я отмерла первой и успела подтолкнуть его в спину как раз незадолго до того, как лифт задребезжал, высказывая желание отправиться дальше по своим делам. Жаль, обстоятельства складывались так, что у меня не было возможности ехидно напомнить ему о том, что он, вообще-то, сам очень хотел познакомиться с моими родителями и даже обижался на мои осторожные уговоры повременить с этим, а теперь притих и напрягся, словно ему предстояло зайти в клетку с разъярённым львом.

Но если бы меня спросили, кто опасней: лев или моя мать в паршивом настроении — я бы искренне задумалась над ответом.

— Здравствуйте… — непривычно тихим и робким голосом отозвался Максим, переводя жалобный взгляд с меня на мою маму, проявившую больше догадливости и утешительно бросившую ему:

— Можно просто Екатерина.

— Мам, можешь обработать рану?

— Могу, — тяжко вздохнула она, не забыв быстро закатить глаза с фирменным выражением «вечно у тебя одни проблемы» на лице. Прошла вглубь квартиры и бросила через плечо: — Раздевайтесь, мойте руки и проходите на кухню.

Изначальная растерянность Иванова быстро сменилась молчаливой задумчивостью, и мне не терпелось спросить, не жалеет ли он о том, что согласился прийти. Но вместо этого я только бросила ему тихое «не переживай», когда в ванной комнате мы схватились за одно полотенце.

— Итак, что произошло? — с ходу спросила мама, рукой указав Максиму на стул прямо напротив неё, пока сама она продолжала раскладывать на столе флаконы, бинты и пластыри, воодушевлённо копошась в нашем огромном чемоданчике-аптечке. Он покорно сел на подготовленное место, но отвечать не спешил, из-за чего ей пришлось снова закатить глаза. — Меня интересует только то, в каких условиях была получена травма.

— С лестницы упал.

— Рассечение о край ступеньки?

— Мне показалось, что об лёд, который был сверху.

— Удар был именно в результате падения? — уточнила она, осторожно прикоснувшись пальцами к краю раны и разглядывая её с искренним любопытством. Он еле заметно поморщился и выдал сдавленное «угу», поглядывая в мою сторону. — С какой высоты? Голова не кружится, не болит? Не тошнит?

— А как же врачебная тайна? — неожиданно насмешливо вставил Максим и взглядом указал на меня, прислонившуюся к дверному косяку со скрещенными на груди руками и нервно покусывающую губы.