— Рит, — тихо позвала я, озираясь по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет никого из адептов школьной секты слухов и сплетен. Хорошо, что мой заговорщический тон сразу привлёк её внимание и, перехватив вопросительный взгляд светлых глаз, мне не удалось сдержать хитрую улыбку. — Лучше не снимай. Блузка очень просвечивает и видно…

— Как сильно ты ударилась о чей-то рот, — пришла мне на выручку Натка, при этом бесцеремонно ткнув пальцем прямо в ключицу мгновенно смутившейся Рите. Там, под тонкой полупрозрачной тканью, ярко выделялась россыпь бордово-синих пятен, которые начинались от шеи, причудливым зигзагом спускались вниз и кокетливо прятались под очертаниями светлого кружевного белья.

— Кажется, — покачала головой я, склонившись ближе к подругам и снизив громкость своего голоса до самого минимума, — это проступает надпись «мы просто друзья».

Марго быстро вернула себе спокойствие, укоризненно посмотрела на нас, широко улыбающихся, и накинула пиджак обратно. И можно было решить, что ей всё равно, но взгляд её упрямо потянулся вниз, к носкам собственных туфель, как случалось каждый раз, когда она нервничала и пыталась это скрыть.

— Я смотрела в зеркало перед выходом, и вроде не было видно, — пожала плечами она, не став оправдываться или убеждать нас, что это ничего не значит.

Значит, ещё как значит. И все микро-шаги друг другу навстречу, постепенно совершаемые ими за последний месяц, и замаскированные под танец объятия, и кричащие о страсти следы на коже, и вырванные пуговицы. И тем более то, как медленно Слава подходил к нам, без труда просачиваясь сквозь шумную толпу, и не сводил с Марго взгляда, искрящегося предвкушением и желанием. Он остановился рядом с ней, опустил ладонь на талию — аккуратно и вполне невинно, но глаза его будто не переставая ласкали её, прикасались к каждому сантиметру тела, фанатично трогали-трогали-трогали и не могли оторваться.

Да всё это значило больше, чем любые слова банальных признаний. Больше, чем можно было описать.

Они просто стояли рядом, но на них всё равно оглядывались и смотрели с интересом. Потому что чувствовалось между ними то особенное, что невозможно не заметить и при этом не нужно выпячивать наружу.

У нас с Максимом было не так. Всё не так. Мы с ним просчитывали свои шаги и думали о мнении окружающих, только я из страха осуждения и желания сделать всё правильно, а он — из отчаянного стремления доказать всем вокруг, и в первую очередь самому себе, что вправе делать то, что захочет. Я прогибалась под правила, он хотел сломать их и презрительно швырнуть себе под ноги. А в итоге оба мы стали заложниками своих комплексов и ожесточённой борьбы со всем миром, в которой теряли свои истинные лица.