И пока я терпеливо выслушивала рассуждения о том, что молодёжь сейчас вообще ни о чём не думает, рожает по глупости, а растить детей не умеет, Максим крайне серьёзно и с искренней гордостью решил прояснить ситуацию:

— Так он у нас приёмный!

Тем самым из статуса безответственных молодых родителей с ветром в голове мгновенно перекинул нас в глазах окружающих в категорию психически нездоровых личностей.

Его мать объявилась только спустя пять дней. Долго охала и ахала в трубку, выслушивая рассказ о случившемся, чем наводила на мысль о том, что большую часть истории она, как обычно, прослушала. Однако её обещание скоро вернуться и забрать Егора мы восприняли как манну небесную, по глупости своей не подумав уточнить, какой именно интервал она подразумевала под словом «скоро».

Итак, к пяти кошмарным, утомительным, проведённым на пределе эмоций дням добавилось ещё десять.

Примерно к середине этого срока мы наконец познакомились с довольным, счастливым и умилительно-усидчивым Егором, просто сообразив включить ему мультики и купить набор Лего.

— Это точно твой брат, — у меня не получалось сдержать улыбку, глядя на то, как сосредоточенно и упорно он сортировал пластиковые детальки по цветам, а потом выстраивал из них башенки. Аж кончик языка высовывал, а я ещё помнила, как Максим делал точно так же, когда работал над первым заданным ему в университете чертежом.

— Очень надеюсь на то. Неудобно получится, если мы всё это время нянчились с чужим ребёнком, — глубокомысленно заметил он и, некстати отвлёкшись на завибрировавший в кармане телефон, не успел увернуться от брошенной мной в шутку детальки Лего.

Я целилась вообще не в него, честное слово! Но тут моя анти-меткость сыграла с нами злую шутку, и деталь угодила ему ребром прямиком в лоб. Экстренные меры были предприняты тут же, но всё тщетно: даже под вовремя приложенной к ушибу пачкой с пельменями на коже расцвёл красивый синяк.

— Дурацкое чувство юмора, — ляпнула я, переводя обеспокоенный взгляд с тихо посмеивающегося над ситуацией Максима на звонко хохочущего Егора, нашедшего очень забавным вид своего брата с ярким пакетом у лба. — Оказывается, это у вас наследственное, а не приобретённое.

— А я всегда был уверен, что тебе нравилось моё чувство юмора, — он с ходу применил запрещённый приём, воспользовавшись своей улыбкой и показав милейшие ямочки на щеках.

— Мало ли, что мне когда-то по глупости нравилось, — я передёрнула плечами и, вырвав из рук Иванова бедные пельмени, уже подтаявшие и начавшие слипаться, с гордо поднятой головой удалилась на кухню.