— Вот по делам-то мы к вам и пришли, — грустно отвечала Мухаббат.
— Что это глаза у тебя красные? Плакала?
— Нет… — едва смогла ответить Мухаббат и тут же безудержно разрыдалась.
Халмурадов в недоумении соскочил с места и подбежал к Мухаббат.
— Что, наконец, случилось?
Горе, которое обрушилось на Мухаббат, перехватило ей горло. Она не могла говорить. Даже дышать стало трудно. Язык одеревенел, не подчиняясь. Поняв, что в таком состоянии Мухаббат даже слова не вымолвить, Каромат сама подробно, обстоятельно рассказала обо всём парторгу.
Халмурадов тут же написал что-то на листке бумаги, сложил его вчетверо и позвал сторожа:
— Вот эту записку сейчас же отнеси Максуму-бобо. И скажи ему заодно, чтобы сегодня же к шести часам был у меня!
Потом, повернувшись к Мухаббат:
— Не расстраивайся, сестрёнка. Мы сумеем подрезать крылья всяким любителям сеять смуту и вносить разлад между добрыми людьми.
Мухаббат благодарно глянула на Халмурадова.
С замиранием сердца подходил в назначенное время к правлению Максум-бобо. О чём и какой был разговор в кабинете парторга, неизвестно, только вышел оттуда старик притихший и растерянный. Постояв в какой-то странной задумчивости на крыльце, он неуверенной, шаркающей походкой направился прямиком в мечеть.
…Тётушка Хаджия, едва увидев появившуюся в дверях невестку, вскочила с места.
— Ненаглядная моя, пришла наконец! А я всё ждала тебя, не разогревала обеда. Как замечательно, что и Каромат с тобой. Давненько она у нас не бывала.
— Не скучаете, Рустам-ака? И вам, Фазыл-ака, мы очень рады, — через силу улыбнувшись, сказала приветливо Мухаббат, едва войдя в комнату.
— Пришла, наконец! Очень уж ты скучать нас заставила, — тоже наигранно весело встретил жену Рустам.
— Ассалом алейкум! — раздался неожиданно знакомый рокочущий бас. — Приятного вам всем аппетита…
— Ильяс-палван! — обрадованно вскрикнул и вскочил с места Рустам, чуть не опрокинув столик. — Проходи, проходи, дорогой… Вот кстати!
И протянул Ильясу-палвану обе руки. Тот так тиснул ладонь Рустама, что он даже присел и поморщился от боли.