— Я поняла, — я опускаю ресницы, мысленно выбирая себе способ казни, гарантированный мне в случае дальнейшей промашки.

И никаких больше пропусков в чужие руки. Даже подержать.

К моему удивлению, Яр догоняет меня в холле.

— Вы уже договорили?

— Потом, — Ветров кратко дергает подбородком, — Эду не терпится содрать сорок шкур с Такахеды, а я слишком зол на него, чтобы вести хоть какой-то диалог.

— Ну да, ну да, — скучающе откликаюсь я, раздраженно тыкая в и без того весьма чувствительную кнопку вызова лифта.

И почему у нас нет, как в той Японии, комнаты с боксерскими грушами, на которых отпечатаны фотографии руководителей предприятий. Ух, я бы оторвалась на кое-ком.

— Вика, ты ведь на меня злишься, да?

Мне отчаянно хочется ему по аплодировать, стоя, за такую смелую гипотезу.

— Почему ты на меня злишься, Ви?

А нет, стоп, аплодисменты отменяются, прозрение не случилось. Ну что вы, господа, я все понимаю, все так непонятно…

— Ветров, ты бы хоть вид делал, что тебя не парит факт измен твоей бывшей невесты, — огрызаюсь я неохотно, — а то уже даже я сочувствую твоей скорби по твоим поруганным чувствам.

— Чувствам? — Яр приподнимает бровь, но я не собираюсь на это любоваться. Лифт уже приехал! — Ви, ты меня ревнуешь? — второй раз меня нагоняют уже в кабине. Курьер в желтой кепочке заинтересованно косится в нашу сторону. Согласна, Ветров как всегда перебирает, навис надо мной, глазами своими бесстыжими на меня вовсю таращится.

Да еще с каким азартом, кажется, ему внезапно оказывается приятна мысль, что я действительно могу его ревновать к кому бы то ни было.

— Нет, — огрызаюсь я, не собираясь делать больше ничего, кроме как отрицать очевидное, — просто размышляю, кому ты завещаешь сорок килограммов своих рогов. Чур, я в очереди первая, мне полагается моральный ущерб.

— Что же ты с ними будешь делать?

Смеется. Он еще и смеется, глядя мне в глаза! Я снова начинаю тосковать без своей сковородке. Но её как всегда нет рядом в сложную ситуацию.

— Повешу на стену, буду наслаждаться этим потрясающим зрелищем, — категорично отрезаю я, скрещивая руки на груди, — должно же мне что-то остаться на память о наших двух неделях.

Это я брякнула больше от досады. И быстро пожалела — потому что веселья в глазах Яра резко поубавилось. Забыл, да?

Курьер сваливает из кабины лифта, никого нового не заходит. Ну и замечательно!