Я брызгаю водой в его сторону.

— Ты неизлечим.

— Мне любопытно... — он замолкает. — Почему ты никогда не публикуешь свое лицо?

— Что?

— У тебя есть фотографии еды, живописных пейзажей, твоих тети и дяди, Рид и ее брата, но никогда твоего лица. Единственные фотографии сделаны сзади или сбоку. Нет ни одного снимка, на котором ты смотришь в камеру. Как будто ты этого боишься.

Я поднимаю плечо.

— Не все из нас любят внимание.

— Хм. Почему я чувствую, что это не про тебя?

Когда я не отвечаю, он поворачивается, убираю шампунь.

Я задыхаюсь, звук прерывает льющуюся каскадом воду.

Порезы.

У Эйдена два пореза на спине. Они выцвели на его загорелой коже, и, наверное, поэтому я не замечала их раньше.

Что с тобой случилось?

Вопрос вертится у меня на кончике языка, когда Эйден медленно поворачивается ко мне лицом. Темнота в его глазах пронзает меня, как тысяча игл.

Как будто он сражается с демонами — и они побеждают.

Выражение исчезает так же быстро, как и появилось. Его бесстрастное лицо стирает любые эмоции.

— Тебе, должно быть, больно. — он заходит за ванну и скрывается из виду. — Читал, что теплые ванны помогают.

— Эйден...

Мой голос застревает в горле, я не знаю, что сказать. Шрамы кажутся глубокими и старыми. Должно быть, они чертовски причиняли боли, когда он впервые их получил.