В понедельник дядя, тетя и я завтракаем вместе, когда я говорю:

— Я хочу увидеть доктора Хана.

Две пары глаз отрываются от своих дел. Дядя делает паузу, попивая свой утренний кофе и читая с планшета. Тетя перестает упаковывать мой обед, ее руки начинают дрожать вокруг контейнера.

— Тебе снова снятся кошмары? Что ты видела?

Ее тон почти истеричен.

— Прекрати, Блэр. — дядя оставляет свой кофе и планшет на столе и поднимается на ноги. Я смотрю ему в лицо, когда он хватает меня за плечи и говорит холодным голосом: — Ты в порядке, тыковка? Почему не позвонила нам, когда тебе снились кошмары?

Я не могу не заметить разницу между реакциями тети и дяди. Ее глаза бегают, и она продолжает открывать и закрывать контейнер, как будто не отдает себе отчета в действиях. Всякий раз, когда всплывала тема моих ночных кошмаров, тетя никогда не спрашивала меня, все ли со мной хорошо. Ее первым вопросом всегда было: Что ты видела?

Дядя, с другой стороны, всегда спрашивал, в порядке ли я.

Это странно.

Во всем остальном тетя заботится о моем благополучии больше, чем дядя. Это она ведет себя как нацистка, убеждаясь, что я ем здоровую пищу.

Может, она не думает, что мое психическое состояние является частью здоровья.

В любом случае, я не в настроении рассказывать о своем субботнем эпизоде.

Я улыбаюсь и надеюсь, что это прозвучит убедительно.

— Дело не в кошмарах. Я просто хочу поговорить о стрессе, вызванном экзаменами.

Плечи тети опускаются, и она перестает открывать и закрывать контейнер.

Дядя хмурит брови.

— У тебя никогда раньше не было стресса на экзаменах, тыковка.

— В школе все соревнуются, и я продолжаю думать, что, возможно, кто-то вытолкнет меня из первой десятки процентов.

Ложь так легко срывается с губ.