Ульяна со стыдом понимала, что малодушничает, но иначе чувствовала себя беззащитной, а такое поведение посчитала допустимым лицемерием, чтобы сберечь гордость.

Она вышла из ванной, надела майку и тихонько легла рядом с Барховским: он все еще спал, и ей не хотелось его будить. Ульяна прижалась губами к его плечу и затихла, впитывая секунды умиротворения, и молила время остановиться. И сама заснула.

Вынырнув из дремы, Кирилл открыл глаза и еще некоторое время разглядывал спящую рядом женщину. Пересилив желание остаться в постели, он осторожно отодвинулся и поднялся, чтобы ополоснуться. А когда он вернулся, Ульяна лежала в той же позе и все еще спала.

Но ему уже не терпелось разбудить ее. Захотелось видеть ее глаза: в утреннем свете их цвет был глубоким, особенным. И ему понравилось, как она упоенно смотрела на него сегодня. Он склонился над ней и мягко прочертил подушечкой пальца по линии ее губ.

Ульяна распахнула глаза и посмотрела на него так, что на секунду его сердце замерло, а потом выплеснуло новую порцию адреналина. Он хитро прищурился, обхватил ее за ягодицы и ловко перевернулся вместе с ней на спину так, что она оказалась полностью на нем.

Пискнув от неожиданности, Ульяна оперлась ладонями на его мощную грудь и приподнялась. И ее взгляд сразу же приковала графитовая татуировка на его правом плече, переходящая на грудь. Вчера в потемках она ее не разглядела, да и сегодня была на седьмом небе…

Ульяна задержала дыхание в искреннем восхищении. И Кирилл замер, позволяя ей удовлетворить любопытство, гадая, как недотрога оценит рисунок.

— Никогда не видела такую, — нежно коснулась Ульяна узора на плече мужчины и пальцем обвела его по всей длине до самого локтя.

— Это кельтский орнамент.

— Что он обозначает?

— Нет начала, нет конца… Карта жизни со всеми ее зигзагами и петлями, — задумчиво ответил Кирилл.

— Похожа на лабиринт… Тебе очень идет…

Мельком взглянув на Барховского, Ульяна смущенно приподнялась на вытянутой руке и сдвинулась вниз, уже на груди продолжая обводить пальцем загадочный узор, уходящий к низу живота. А когда она заменила пальцы губами, Кирилл не сдержал судорожный вздох.

Все женщины, с которыми он спал, обожали его татуировку, расцеловывали ее, водили пальцами, но губы Ульяны на ней вызвали в нем бурю, грозящую затопить разум. Внутренняя дрожь следовала за каждым ее невесомым прикосновением языка. А легкие покусывания пробуждали новую жажду обладать этой женщиной целиком и полностью, чтобы снова ощутить то абсолютное единение, что накрывало его с головой.