Она говорит серьезно, подумал Мэтью. Действительно серьезно.

— Если вы были так нужны и полезны для царя, почему вы покинули Санкт-Петербург? — поинтересовался он.

— Я работала на царя Александра. Новый царь, Николай, человек совершенно другого калибра, — ответила она, разочарованно махнув рукой.

И царь Николай влюблен в свою красавицу-царицу, язвительно подумал Мэтью.

— Почему такая очаровательная женщина, как вы, захотела заниматься скучной политикой?

— О, какой снисходительный тон! Вы думаете, что женщине достаточно сидеть и целый день слушать, как ею восхищаются? Мне этого недостаточно. И политика вовсе не скучна. У меня есть призвание к ней, без ложной скромности дар, и это мое преимущество. Я должна была воспользоваться своим талантом.

— Я уверен, что вы наделены многими талантами… Кэт.

Необычный тембр его низкого голоса заставил ее сдержать возмущение его фамильярностью, готовое сорваться с ее губ. Их взгляды встретились, и сразу же словно электрический разряд пробежал между ними, заставив их остро почувствовать взаимное желание.

Княгиня встала и в своем шуршащем светлом платье быстро взбежала по ступеням террасы, устремившись в освещенный зал, как бабочка, летящая на свет свечи.

Там она затерялась в толпе оживленных гостей, а Мэтью остался в беседке и закурил сигару. Разделенные расстоянием, они не переставали думать друг о друге. Каждый планировал покорить другого, и оба были уверены в успехе.

Катарина Раминская вышла замуж за князя в пятнадцать лет. Она его совсем не знала, но у нее не было выбора. С детства, мрачного и однообразного, каким его описала Джулия, ее готовили к браку с этим чужим человеком и к жизни при чопорном и размеренном прусском дворе.

Она жила в замке Раминских, окруженная многочисленными родственниками князя, которые сплетничали, интриговали, ссорились и страдали разными болезнями. Каждодневный распорядок в замке был установлен еще покойным отцом князя, и любая попытка что-то изменить расценивалась, как оскорбление его памяти. Более того, княгине не разрешалось показываться на улицах Берлина без своего мужа, а так как князь редко бывал дома, ее прогулки ограничивались садом при замке. Единственное, где ей позволялось бывать, были дома узкого круга аристократических семей. Катарина начала чувствовать, что ее заточили в монастырь, тюрьму или даже сумасшедший дом. Забеременев первый раз в шестнадцать лет, второй — в семнадцать, ей чудесным образом удалось выжить среди монотонности жизни в замке. К двадцати ее красота еще больше расцвела, а ее ум и образованность сделали ее заметной фигурой в обществе.