Так просто, если не банально?

Может быть, за редким исключением — боль никуда не делась. Иначе, было бы проще отпустить и все забыть, так ведь, Эллис? Но в том-то и дело, эта сила и связана с тобой, с этими фотографиями, с черной памятью, с нашим будущим, ради которого я и жил все эти последние годы. Отпустить — значить простить… Увы, в моем случае это нереально. Одно из двух — или сдохнуть самому или забрать то, что всегда было моим. Да, это похоже на извращенную месть, но… если тебе вдруг придет собственное неожиданное озарение, и ты решишь, что знаешь, как вытравить из моих вен и мутировавших тканей моей черной сущности этот смертельный вирус, что ж, я с удовольствием понаблюдаю за всеми твоими немощными потугами. Только, боюсь, переиграть все твои ошибки и все прошедшее десятилетие будет невозможно, как не выворачивайся и не бейся рыбой об лед. Такое простить нереально. Всех тех, кто к тебе прикасался… постоянно думать и вспоминать об этом, когда смотришь в твое стонущее от запредельного физического наслаждения немощное личико, когда прикасаешься к твоим чувственным зонам, к пока еще чистой и гладкой коже или погружаешься в горячие влажные глубины воспаленного вожделения.

Прости, дорогая, но пройдет еще не один день (а то и целые месяцы), прежде чем что-то изменится, что тоже еще не факт. Я и сам не знаю, во что это выльется и куда меня занесет, но если ты будешь и дальше наслаивать свои ответные ошибки одну за одной, дразнить моего зверя собственной кровью, запахом и вкусом, это может перерасти в бесконечный апогей нашей обоюдной смертельной вечности. А если я распробую один из самых желанных наркотиков своей десятилетней мечты — полусладкое гранатовое вино твоей боли, я уже попросту не смогу остановиться. Ибо ни одна наркотическая зависимость не сможет сравниться с этой. Пить твою боль, каплей за каплей, секундой за секундой, ударом за ударом твоего отчаянного сердечка… Ради этого стоило и умереть.

Говорят, боль можно выбить болью… что ж, Эллис… я выбью ее твоей…

* * *

Как легко сорваться с неба… Оказывается, для этого многого и не требуется, всего лишь осознание того факта, что крыльев у меня никогда не было, что я поднялась так высоко и свободно не по своему желанию и воле, это были твои крылья, твои руки, титановая клетка твоих неразрывных объятий держала меня, когда ты уносил нас за пределы стратосферы, в глубины черно-красных галактик твоей вселенной. Вознести на такую запредельную высоту, чтобы в одно мгновение разжать пальцы и отпустить?..

Боже, как я не убилась сразу же, и почему меня не размазало по твоим ледяным зеркалам твоего Черно-Красного Зазеркалья, не стерло в кровавую пыль и не смешало на веки с их острыми осколками? Я же чувствовала, что была на грани от этого, за одно микро-мгновение до реального разрыва сердца. Ты ведь и не собирался ничего предпринимать для того, чтобы остановить это падение. Просто сидел, как тот пресыщенный патриций или прокуратор, утомленный бесконечными приемами и прошениями от уличного сброда и городской челяди. Сидел и наблюдал (разве что еще не зевал или не скрывал желания зевнуть), как я насильно заставляю себя подняться, сделать все возможное, чтобы не пошатнуться, не вздрогнуть и, не дай бог, не упасть и особенно перед тобой… не растянуться в твоих ногах в нелицеприятной позе падшего бескрылого ангела, свергнутого твоей безжалостной рукой всемогущего вседержителя.