— Главное не сдерживай в то, что будет рваться из тебя. Хочешь кричать, кричи, захочешь большего… проси. Только не зажимайся и не смей закрываться, иначе хуже будет от этого только тебе. Пусть оно выйдет из тебя… распуститься алым цветком сладкой боли…

О, нет. Разве можно порезать прикосновением не сколько тело, а именно душу, добраться до чувствительных волокон самой сущности? Опять беспощадной лаской широкой ладони по моей шее и груди, чуть сжимая и сцарапывая по упругому полушарию и горящему соску пока еще щадящими пальцами… дальше, по ребрам, животу, косточке таза и по бедру, словно проникая их фантомными оттисками под грудную клетку к сердцу и легким, стягивая трахею и вырывая из моего горла несдержанные учащенные всхлипы. Я не сразу поняла, что ты не просто гладил и выписывал по мне своими нестерпимыми ласками, ты обходил и сам станок, приближаясь к моим ногам все той же размеренной, неспешной походкой.

— Пусть станет тобой, твоим истинным естеством.

Я только успела неосознанно всхлипнуть, когда твои ладони обхватили поверхность моего бедра, приподнимая всю мою ногу, и скользнув по ней одной рукой расслабленными пальцами снизу, как по самым гиперчувствительным струнам: по бицепсу к икре и голени, выбивая ответный неуемный приступ то ли панической, то ли эрогенной дрожи. Медленно отвел ее в сторону, раскрывая меня, как до этого на диване не в самой целомудренной позе. И нет, это оказалась не холодная чашечка, как на подпорке гинекологического кресла под сгиб коленки, но оно было не менее высоким и скорей походило на раскладную подставку под всю ногу с такой же кожаной мягкой обивкой, как и сама лежанка кресла с подлокотниками. И меня пробрало от соприкосновения с ней и именно под давлением твоих пальцев, от понимания, как я буду выглядеть, когда ты закончишь меня привязывать к этому то ли креслу, то ли к чему-то более жуткому распятью. И не сколько выглядеть, а быть абсолютно беспомощной, до сих пор не соображая, где верх, а где низ, умирая от страха сделать необдуманное движение и куда-нибудь после этого провалиться.

Куда? Я уже итак падаю, сколько гребаного времени в твою черную дыру, а ей все нет ни конца, ни края. И она на самом деле абсолютно черная, живая и осязаемая. И она переминалась с тобой, с твоими движениями, с твоим голосом, с соприкосновением твоих рук, плотными холодными ремнями, стягивающими мою щиколотку, колено и даже центр бедра под спокойными и ровными манипуляциями твоих сильных знающих пальцев.

Господи, зачем столько жгутов? Что ты вообще собираешься делать со мной после такой основательной фиксации? И что со мной такое вообще? Почему я задыхаюсь не сколько от страха, сколько от твоих проделанных надо мною действий, от твоих успокаивающих ласк и предстоящей пугающей необратимости?