— Моя сучка хочет меня… хочет х*й своего хозяина. Трясется и течет за ним.

Боже, меня накрыло окончательно тяжестью твоего тела, вжавшимся в мою растертую до пульсирующего воспаления киску каменным членом, но я была готова выдержать намного больше, лишь бы ты в меня вошел, даже пару трещин в ребрах, если ты вдруг захочешь раздавить меня своим весом. Мне плевать. Только сделай это, умоляю. Не мучай меня его трением по поверхности, не своди с ума его невыносимым осязанием и упругим рельефом, я хочу почувствовать его внутри, ВСЕГО. И так глубоко, как не удавалось вообще никому.

— И после этого ты будешь и дальше говорить, что делаешь это не добровольно? Чувствуешь все это вопреки своей воле? Не хочешь принадлежать мне и не умирать за право быть вые**ой мной?

Я думала, хуже всех предыдущих пыток просто ничего уже быть не может, но я забыла, в чьих руках находилась все это время. К чьим пальцам тянулись красные нити моих чувств, желаний и даже мыслей, и кто игрался с моим телом, на самых его недоступных для других струнах. Кто просчитал все свои ходы, силу и приемы воздействия, продумав и взвесив досконально каждую фразу и слово на десять тысяч ходов вперед.

И я действительно не ожидала, что ты сделаешь свое очередное вымеренное действие именно в эти секунды, снимешь с моих глаз повязку… сорвешь с моего шокированного сознания абсолютную черноту ложного забвения. И я задохнусь буквально до остановки сердца, оцепенею, застыну в твоих ласковых ладонях, обхвативших мою голову и лицо своими нежнейшими и самыми крепкими тисками. И это не будет моим долгожданным возвращением в визуальный мир, к его ярчайшим краскам, четким образам и глубоким контрастам окружающего пространства, потому что все это перекроет твое лицо и твои глаза, мертвая хватка твоего беспощадного взгляда. И ты будешь выглядеть в эти секунды настолько реальным, живым и настоящим, насколько это вообще возможно во всех существующих реальностях, включая твою собственную.

И я захочу закричать, но не смогу, как и порвать эту противоестественную связь, обрезать эти нити с тобой, вырваться из-под клинков твоих глубоких бездонных глаз, черных омутов жидкой расплавленной меди. Не смогу, потому что все это зависело уже не от меня, а от твоей ненасытной воли матерого хищника и палача, от твоих рук, от твоих пальцев, прошивающих с каждой пройденной секундой стежок за стежком по моему сердцу и разорванным тобою лоскутам моей задыхающейся сущности.

— Ты уже моя, Эллис. И ты никого и никогда не хотела настолько сильно, как меня. И ты будешь хотеть меня любого, в любой ипостаси и в любом положении, какое я сам для тебя выберу и в какое сам тебя и поставлю. Это всецело твой выбор.