Аромат горячего кубинского кофе, поддерживаемого термической горелкой особой подставки кофейника, вызывал лишь сильнейший приступ рвоты, хотя при других обстоятельствах от подобного запаха я бы уже давно изошлась голодной слюной. Не говоря уже про вид аккуратного куска слоеного чизкейка на дне одной из тарелок, идеально закомпанованного под несмешанной глазурью из трех разных сладких соусов и присыпанного свежими ягодами малины и засахаренной клюквы. Да за подобное лакомство в любой другой день и в иной ситуации я бы тебе простила что угодно и даже бы разрешила покормить себя им с ложечки. Но в том-то и дело. Сейчас тебе не нужно моего разрешения, как и наличия должного аппетита. Ты просто ставишь условия, я — их выполняю, молча и беспрекословно.

Господи, у меня в тот момент даже не сработало элементарного критического анализа. Я почему-то не подумала о том факте, что такие блюда, включая натуральный свежий персиковый сок (и откуда ты успел узнать, какой сок я люблю?), в подобном исполнении на вряд ли были приготовлены твоими руками. Готовить домашнюю пасту и печь сложные чизкейки с желейными прослойками из разных фруктовых начинок — это не одно и то же. Заказать в ресторане? А кофе и… ягодки малины? Сомнительно, чтобы ты с такой любовью стал бы украшать для меня завтрак. Во всяком случае, на столике с остальными блюдами дополнительных вазочек с цветочками и лепестками роз мною замечено не было.

А еще через пару попыток положить себе в рот пару надрезанных десертной вилкой кусочков пирога меня все-таки стошнило. Вернее… я зажала рот ладонью и едва соображая, что делаю, рванула мимо тебя в сторону открытой двери ванной. Ноги подкосило буквально за два фута от белоснежного фаянса унитаза. Я даже не помню, как вообще проскочила все расстояние и как смогла удержаться до самого последнего момента. Коленки врезались в толстый ворс плюшевого ковролина вместо амортизационной подушки, да я все равно не почувствовала боли, только как качнулись окружающие белые стены и как в мое лицо едва не врезался обод толчка. Если бы я вовремя не ухватилась за него трясущимися руками, боюсь, разбитый нос был бы наименьшим из увечий, которым бы я тогда отделалась.

Такое ощущение, что в ту секунду из меня прорвало все — слезы, свихнувшиеся эмоции, взбесившиеся страхи… Меня колотило как при соприкосновении с оголенным электрокабелем в тысячу ватт. И что самое обидное, мне даже не чем было вытошнить, хотя казалось, еще секунда и из меня полезут все внутренности. Острая кинжальная боль резанула одновременным спазмом по низу живота, ударив рикошетом-прострелом по позвоночнику на уровне поясницы, но постепенно стихнув до ноющей тупой пульсации в районе аппендикса или яичника. Но я так и не смогла вскрикнуть в момент ее максимального предела. Либо я настолько сильно была шокирована, либо попросту испугалась, что в любой момент потеряю сознание. Я буквально чувствовала кожей, легкими и нервной сетью собственного сердца ее обмораживающий ментоловый скальпель, схожий с невесомым скольжением твоих ласковых пальцев и дыхания. Именно… оно было подобно невидимой ледяной руке материализовавшегося страха, обхватывающей как снаружи так и изнутри горло, трахею, голосовые связки… и постепенно сжимающей свои липкие фаланги с каждым новым надрывным толчком стынущего сердца. Она не только пускала по коже, венам и нервным переплетениям позвоночного столба свой жидкий азот, она царапала и растирала обжигающей отдачей предыдущей боли все мои телесные и психические раны, наполняя их острыми гранулами выедающей соли.