— Эллис, я тебя прошу в последний раз. Или ты хочешь, чтобы я покормил тебя из своих рук? — та же тональность голоса, тот же заблокированный взгляд с температурой абсолютного нуля…
Ты нагибаешься ко мне, вытягивая из-под моих ног подушку и перемещая ее мне за спину на верхнюю ступеньку подиума, а я… Я отчаянно хватаюсь за твое тепло, за такие осязаемые, кроющие с головой волны ментальной клетки человека, который мог касаться и проникать в меня даже без физического контакта, и сейчас его способность увеличилась в десятки раз. Только теперь все иначе. Твоя защитная близость не успокаивает, не закрывает и не спасает. Она делает меня еще более уязвимой, слабой и… растерзанной в клочья. Будто ты обнажил меня не только до костей, но и содрал кожу с моей податливой сущности. Ты не позволишь мне спрятаться даже мысленно и уж тем более рядом с тобой.
— Будь хорошей девочкой и умницей. И постарайся сделать все возможное, чтобы не расстраивать своего хозяина…
Кажется, я не запомнила, как приподнялась и пересела на возвышение подиума, а может это ты мне помог? Я лишь старательно держалась за твои черты, за безупречную маску моего персонального Черного Бога, за твой черный взгляд, пропитанный черным даром Некроманта — убивать и воскрешать, словно надеялась увидеть там что-то еще. Что?
Что, Эллис, что? Или этих последних недель тебе было мало, как и пережитых часов твоей новой жизни? Каких еще доказательств ты ждешь?
— Ты ведь будешь послушной девочкой? — это вопрос или искусная прошивка очередного условного рефлекса мне под кожу?
Твои теплые пальцы оплетают мою щеку и скулу, соскальзывая на шею, под волосы… поверх плотного края ошейника. Я неосознанно закрываю глаза, чувствуя, как по другой щеке сбегает быстрая струйка соленой влаги. Но я больше чувствую именно тебя: силу твоих пальцев, глубину твоего голоса и слов. И я знаю, что это не предел, это всего лишь одна из твоих щедрых граней, как и твой поцелуй… Поцелуй моего Хозяина, Господина, моей Белой Смерти, Красной Боли и Черной Любви.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Наверное я всегда такой и была — слишком правильной, слишком дотошной и обязательной. Мне всегда казалось, что завоевывать свое место под солнцем можно только с помощью своих врожденных способностей и талантов, ведь слова с делами слишком расходятся, а у лжи есть одно занятное свойство — она всегда останется ложью, как бы красиво ты ее не запаковал и не принарядил в яркие рюшечки и стразики. Поэтому мне и было привычней показывать на что я способна своими работами, а не что-то кому-то доказывать с пеной у рта, какая я расчудесная, особенная и незаменимая. Может отсюда во мне и выработалось столь непомерное чувство терпения. Биться над какой-нибудь идеей, искать нужные ракурсы, реквизиты и освещение, возможно потратить на нее ни одну неделю, чтобы в конечном счете воссоздать на экране компьютера в графическом редакторе хотя бы процентов на семьдесят нечто приближенное к тому, что я задумывала изначально. Хотя со временем задумка могла кардинально измениться, или полностью исчезнуть под совершенно иным углом перспективы, в новых слоях более продуманных решений и удачно подобранных атрибутов экспозиции.