— Постарайся расслабиться и успокоиться. Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты должна доверять своему Мастеру, верить ему и подчиняться каждому слову и приказу. Беспрекословно, — тогда почему я не чувствую в твоем голосе тепла, за которое готова была вцепиться мертвой хваткой в любой момент? Почему неосознанно вздрагиваю и беззвучно всхлипываю от каждого твоего невесомого движения, касания, произнесенного слова, намеренного или случайного звука? Как я могу расслабиться, если подключена всеми нервами и кардиосистемой к твоим нитям, к твоим пальцам, по которым ты пускаешь свой концентрированный нейропаралитик, десять тысяч вольт чистейшего черного тока и нескончаемые смертельные дозы твоего одержимого безумия?

Ты опять поднимаешься, отходишь, в этот раз куда-то в сторону и настолько далеко, что о том, чтобы успокоиться уже не идет вообще никакой речи. Меня колотит и режет по раскрытым ранам даже самым безобидной вибрацией твоих шагов. Но я же не просто их слышала, а именно вбирала, как и скольжение твоей тени: панически дергалась от приглушенных звуков, издаваемых неизвестными предметами в твоих руках. И конечно же ты абсолютно и никуда не спешил. Весьма сомнительно, чтобы ты обдумывал свой очередной шаг и действие, ты прекрасно знал, что намеревался сделать, а главное, как. Ты намеренно тянул время, потому что только так ты мог любоваться делом рук своих хоть до бесконечности, как тот художник отступающий от мольберта после пары мазков по холсту на несколько шагов назад и вглядывающийся в игру линий, цвета и теней своего будущего шедевра. И в эти моменты я реально не соображала и не знала, что же было для меня хуже смертельной пытки — ждать тебя в позе распятой ведьмы на столе своего черного инквизитора или принимать твои последующие манипуляции над моим телом и сознанием в том состоянии и под воздействием тех эмоций, которые ты собирался выбрать для меня лично?

Когда ты вернулся и твоя тень усилила осязаемое давление своего неминуемого приближения, накрывая с головой и проникая под кожу сминающим подавлением, мне только и оставалось — слушать гулкий набат собственного сердца, отключая любую способность думать, гадать и тем более фантазировать. Не представляю, каким чудом я еще не умерла от разрыва сердечной мышцы, едва твои пальцы коснулись моих голеней буквально через несколько секунд, как только по моим ступням прошлась звучная вибрация какого-то металлического предмета, стукнувшая о паркет рядом с моими ногами чуть ни не в самый притык. До меня даже не сразу дошло, что ты… присел позади меня на корточки или колено и теперь мог лицезреть мою развратную позу практически в упор.