— У меня реально не укладывается ТАКОЕ в голове. Давать собственному ребенку тяжелые наркотики… Он вконец обо что-то раздолбал все свои извилины и потерял связь с действительностью? Чем он вообще думал?

— Видимо… по его мнению, на редкость обоснованным стремлением выпилить меня из общего уравнения. Но тут ты права на все сто… Я сам в шоке… — и это еще слабо сказано. Пока еще слабо. Пока мои силы напоминали жалкие потуги слепого котенка во что-нибудь вцепиться или до чего-нибудь доползти.

— А я вот далеко не в шоке. Я просто хочу добраться до него прямо сейчас и… и… — Маргарита Стрельникова в отчаянном порыве еще сильнее сажала свои пальцы на придерживаемом ею тазике и чуть было не зарычала сквозь стиснутые зубы. По крайней мере, мне так показалось со стороны. — Чем он вообще думал? Или что такое должно было произойти, чтобы его переклинило до такой степени? Только не говори, что вы что-то или, не дай бог, кого-то не поделили между собой.

Ну вот… Хочешь не хочешь, выкручивайся не выкручивайся, а момента истины все равно никак не избежишь.

Но, если я не расскажу матери все как есть прямо сейчас, она по любому найдет способ выяснить все самой, потеряв на это и без того слишком драгоценное время. Да и я без чужой помощи с очень весомой поддержкой со стороны, мало что вообще могу теперь сделать. Тем более, что отец даже за столь короткие сроки успел продемонстрировать до каких пределов он готов дойти, если его безответственное чадо наконец-то не угомонится.

— Мне почему-то казалось, что ты тоже должна была быть в курсе наших с ним терок, иначе объяснить твой побег в Европу каким-то другим мотивом у меня никак не получалось.

Наконец-то, сделанный мне медсестрой укол от "пищевого" расстройства начал действовать и у меня даже получилось перевести дыхание чуть больше двух минут. Мать оставила тазик на пол, но вызывать сиделку пока не стала. Хотя этих нескольких секунд ей как раз хватило на то, чтобы собраться с нужными мыслями или решиться на свой относительно честный ответ. Так что, глядя на выражение несвойственного ее натуре очень серьезного лица, я сразу же понял, что был не так уж и далек от истины.

— Не то, чтобы в прямом смысле этого слова, в курсе, но… не замечать со стороны, что у вас у обоих в личной жизни происходит я, само собой, не могу. Как никак, я твоя родная мать и все еще законная жена твоему отцу. Пусть он и перестал воспринимать меня таковой почти двадцать лет назад, но нас с ним связывает слишком много и многое. Мы ведь знаем друг друга буквально с ясельного горшка. Целая жизнь, которую так просто из памяти не вычеркнешь и ничем не заменишь. Поэтому оставаться безразличной к его поступкам у меня, естественно, никак не выходит. Так что, все твои обвинения в мой адрес далеко не беспочвены. Я сбежала в Европу, как самая обычная слабохарактерная трусиха или инфантильная истеричка. Как бы твой отец не шифровался и не прятал с особой тщательностью от мира своих любовниц, не замечать его изменений в поведении, в действиях и в том же ко мне отношении, для меня совершенно нереально и уж тем более невыносимо. Я слишком долго прожила бок о бок с этим человеком. Я изучила досконально, буквально на молекулярном уровне абсолютно все-все-все, что он из себя представляет. Все его привычки, родинки и изъяны, положительные и самые отвратные стороны. Неважно, как он ко мне относится сейчас или как относился до этого, но он не может не осознавать того факта, что он — такая же неотъемлемая часть моей жизни, как и я его. Пусть при этом наши чувства к друг другу давно потеряли прежний накал сводящих с ума страстей, но ведь не только они делают людей по-настоящему близкими и родными. Так что, да… Я позорно сбежала, как всегда и делала это все последние двадцать лет. Отворачивалась и делала вид, что не замечаю в упор, как он снова изменился. Как его распирает от очередной дозы в виде пережитых с его новой игрушкой убойных ощущений. И как он постоянно думает, чем будет с ней заниматься при их следующей встрече… Мужики в этих вопросах настолько предсказуемы и поверхностны. Прости, милый, я не хотела тебя обижать. Но такова ваша природа и с нею ничего не поделаешь.