Я все-таки не удержалась и отвернулась к окну, таким вот примитивным образом попытавшись спрятать побежавшие по щекам слезы. Ведь как бы спокойно Стрельников-старший сейчас не рассказывал о давно пережитых кошмарах собственного становления, я не могла не чувствовать в его голосе триумфального ликования изголодавшейся по свежей крови Тьмы.

ГЛАВА девятнадцатая

ГЛАВА девятнадцатая

Казалось, этому откровенно убийственному ужасу не было ни конца, ни края. Как будто Глеб не просто вскрыл очень старый и давно им забытый нарыв, а выпустил на волю нечто пострашнее застоявшегося гноя. И теперь заставлял впитывать все эти ядовитые испражнения с удушающими парами, в виде принудительной пытки ко всем уже сделанным им ранее наказаниям. Видимо, иначе он и не мог. Ведь я пока единственная, кто избежал заслуженного мною по праву священного возмездия. И теперь-то он точно не отступит, пока не закончит начатую им еще несколько недель назад назидательную игру. А вот была ли это уже заключительная партия с последним ходом перед неизбежной с его стороны победой? — этого я как раз и не знала.

Поэтому и не пыталась что-то делать или что-то говорить. Ухудшать собственное положение, понимая, что любое брошенное мною с горяча слово может стоить еще нескольких ни в чем невиновных жизней, сколько стоило в свое время другим жертвам Глеба Стрельникова.

О, нет, он вдруг резко съехал с изначальной темы, решив вернуться в более ранние воспоминания. Пройтись по своим отцовским чувствам к Киру, переполнявших его после рождения столь долгожданного наследника и о том, в каком раю он успел прожить все первые годы своего абсолютного неведенья. Сколько готов был дать своей жене за подаренную ею возможность прожить полноценную семейную жизнь-идиллию. И буквально носить на руках, и выполнять любые капризы-прихоти, и… по ходу мечтать подарить ей еще и дочку — маленькую копию так когда-то безумно им любимой Стрекозы. Сколько планов, на сына, на его будущую сестренку — Стрекозу-младшую…

И сколько впоследствии пережитого разочарования… Моря. Океана. Бездны разочарования. И, само собой, боли. Ведь об измене невестки и братца-тихушника знала даже их собственная мать. А сколько знало еще?..

— Приехали. Можешь выходить.

Когда именно меня выдернули в окружающую нас реальность тем же, будто никогда не умолкающим в моем воспаленном сознании голосом, честно говоря, я так и не поняла. Меня предупреждали о полуторачасовой поездке, но по ощущениям, мы точно ехали целую вечность и в какой-то из подобных моментов проскочили границу между параллельными мирами раза два или три минимум.