Надежда она такая. Ведь нервничать, хочешь не хочешь, а вредно. Тем более на ранних сроках.

— Присесть, к сожалению, предложить не могу, поскольку не на что. Но, думаю, стоять долго тоже не придется.

Вот теперь да. Теперь я начала понимать, что наделала и что уже не смогу и не успеют сделать. Например, набросится на Глеба на со спины, пока он запирал за нами двери или схватить с пола неподъемную доску какого-то разломанного каркаса, чтобы огреть ею своего похитителя. И не потому, что это ничего мне не даст, а просто банально не успею ни того и ни другого. Разве только пройти еще немного в глубь комнаты, а потом и до ближайшей стенки, мало что соображая и начиная потихоньку задыхаться от первых приступов панического удушья.

— Кстати, это дом Валерия. Он начал его строить как раз где-то через год или два после рождения Кирилла. Естественно, ничего мне об этом не сказав. Лично сам распланировал весь проект и подобрав для застройки участок в тогда еще кооперативном "содружестве" из тесно братующихся коммерсантов. Понять, для чего он начал его отстраивать было несложно, как и догадаться, для чего именно им был открыт трастовый фонд на имя Кирилла Стрельникова в "Рахн & Водмер Со*" чуть ли не с первых же дней появления на свет самого Кира. В общем…

Не хотелось мне как-то оборачиваться и смотреть на ностальгирующего Глеба, но и стоять к нему спиной в ожидании того самого удара ножом или чем-то еще было, наверное, еще хуже. Хотя коленки уже тряслись с такой бешеной амплитудой, что куда легче, наверное, прислониться к стене, а еще лучше, скатиться по ней прямо на пол. Внутри тоже, казалось, все содрогалось в унисон с надрывными толчками свихнувшегося сердца. А когда я снова увидела перед собой такого спокойного, будто в упор не замечающего моего состояния Стрельникова-старшего, даже самой сперва не поверилось, с чего это меня так лихорадило. Он же совершенно не выглядел готовящимся к убийству хоть профессиональным, хоть каким другим киллером. Просто самозабвенно делился своими воспоминаниями, время от времени жестикулируя скупыми движениями рук. И смотрел мне в лицо так, будто я проявляла ответный интерес ко всем его самозабвенным историям.

— Есть в этом что-то символичное. А может и нет. Может я просто приехал сюда за ним, потому что хотел тогда снести этот гребаный особняк ко всем чертям, заодно похоронив под обломками горячо любимого братца. Самое тяжелое для меня решение, какое только приходилось мне принимать за всю свою жизнь. Но простить такое, равносильно — простить удар ножом в спину тому, кому доверял даже больше, чем себе. Спустишь такое с рук хотя бы раз, тут же начнут использовать это против тебя, как веским аргументом-козырем проштрафившегося слабака, особенно, когда об этом и без того знает столько людей. А вариться в этом смрадном котле — то еще сумасшествие.