Проверять содержимое даже иностранного, пусть и рекламного письма, я, естественно не стал. И не потому, что боялся словить импортного вируса. Чем-то оно мне не понравилось. Хотя бы тем, что я завис на нем дольше, чем над другими перед тем, как окончательно снести из цифровой памяти интернет сервера. Корзину я так же очистил без какого-либо сожаления о невозвратной потери находящегося в ней мусора. То же самое сделал и со всем содержимым виртуального диска своего почтового ящика и с файловым хранилищем в ОнеДриве, куда скидывал по привычке всевозможный хлам не пойми какого содержания (и на кой, кстати, тоже).

В общем, мне было чем заняться во все эти дни, не вызывая при этом никаких подозрений у всех домочадцев Одонатум-а, заодно отвлекаясь от психологического прессинга и потихоньку готовясь ко дню Икс. Надо сказать, за компьютером делать это было куда проще. Трудности наступали по вечерам, где-то уже после ужина, когда нужно было ложиться спать под бдительным присмотром приставленной ко мне "сиделки" и только после приема необходимых лекарств. Если в первые дни я и глотал их с прилежным послушанием, намеренно открывая рот перед чуть смущенной Анастасией Павловной, чтобы она видела, что я действительно проглотил все таблетки, то только не в последние дни. Степень доверия к моему покорному поведению к тому времени уже была достигнута желаемого уровня. Не прошло и трех лет (вернее, трех дней), как меня больше не просили открывать рот, после чего я и вовсе перестал глотать прописанное мне "снотворное".

Засыпать стало, конечно, намного сложнее, но я особо над этим не парился. Мне нужен был мой прежний ясный ум и трезвое осмысление всего происходящего, как настоящего, так и грядущего. Пусть нервное напряжение из-за этого и начало возвращаться с учащенной аритмией и легкими приступами асфиксии пугающими, а порою и оглушающими стрессовыми приливами, но, во всяком случае, они заставляли чувствовать меня более живым, чем до этого. К тому же, у меня появилась новая привычка отвлекаться от этих припадков весьма действенным способом — так называемым подсчетом "овец".

Правда, "овца" была в моем воображении только одна, а находящихся на ней нужных точек — ровно пять. И на этих точках я концентрировал все свое внимание, наводя на каждую указательным пальцем и поочередно переводя им то с одной, то с другой в строгой для этого последовательности. Траектория получалась, естественно, не идеально ровной, но для моего внутреннего планировщика она была именно такой, какой и требовалась. Главная задача в этом зацикленном повторении по одному и тому же "кругу" как раз в том и заключалась. Нужно было довести все свои движения до безупречного автоматизма именно на мышечной памяти, причем только в правильной последовательности и без возможных сбоев в ближайшем будущем. Мое тело должно было привыкнуть к данному физическому упражнению, как обычно привыкает к правильному положению при спуске на сноуборде или во время бешеной езды на мотоцикле. Чуть не туда наклонишься или дернешь рукой не в ту сторону и, считай, все остальное попросту спускаешь насмарку — коту под хвост.