Одинокая слеза скатывается по ее щеке.

— Нокс...

Я обрываю ее, прижимаясь губами к ее губам, и целую ее со свирепостью, от которой твердеет мой член и напрягаются яйца. Я целую ее, обнимая за шею, а она продолжает сжимать мои щеки.

Я целую ее, пока она не начинает бороться за воздух, и ее язык так переплетается с моим, что я не знаю, где начинается она и заканчивается я. Но она целует меня в ответ с тем же жаром, моя Анастасия, словно она ждала так же, как и я, чтобы попробовать, попробовать хотя бы частичку того, что у нас есть.

Все еще целуя ее, я проникаю между нашими телами и поднимаю ее платье до талии. Она бездумно цепляется за мой ремень и помогает мне расстегнуть молнию на брюках и освободить мой твердый член.

С тех пор как она ушла, он постоянно находился в состоянии возбуждения, и никакое количество ласк не могло заменить ее тепла.

Я сдвигаю ее трусики в сторону, стону от того, какая она мокрая, а затем, не разрывая поцелуя, вхожу в нее.

Ее тело мгновенно принимает меня, раскрываясь и выгибаясь в приглашении. Словно она ждала меня так же долго, как и я ее. Ее спина поднимается с кровати, и она вздрагивает, ее рот отрывается от моего, когда она стонет.

— Блядь, детка. — я впиваюсь пальцами в ее горло. — Я скучал по тебе.

— Я... я... тоже скучала по тебе. Я скучала по тебе так сильно, что это причиняло боль.

Я теряю контроль над собой при звуке ее нуждающихся слов, не то чтобы у меня имелся контроль, когда дело касается ее.

Она без труда превращает меня в гребаное животное, которое не может выжить без нее.

Я ускоряюсь и целую ее так же сильно, как и трахаю, пока она не сползает с кровати, а моя хватка на ее шее единственное, что удерживает ее на месте.

Одно остается неизменным, даже когда я трахаю ее жестко и грубо, то, как она смотрит мне в глаза, держа мое лицо.

Я здесь ради тебя, говорит она с выразительными голубыми глазами. Я хочу тебя, несмотря ни на что.

И это сводит меня с ума. Смотреть на нее, находясь внутри нее, смотреть на нее, пока ее киска сжимается вокруг меня, душит, сводит с ума.

Но вместо того, чтобы ускориться, я впервые в жизни делаю это медленно. Я кручу бедрами и глубоко погружаюсь в нее, пока она вновь не вздрагивает, а ее стенки не смыкаются вокруг меня, как тиски.

Мой поцелуй становится скорее страстным, чем неистовым, язык играет с ее языком, а член размеренными движениями приникает в ее маленькую узкую киску. Она раздвигает ноги шире, немного приподнимая одну, давая мне больше доступа, и я беру ее, доходя до таких пределов, которые я никогда не мог себе представить.