И когда она начинает дрожать, ее стенки сжимаются вокруг меня, и она громко стонет, я оказываюсь рядом с ней. Мой позвоночник покалывает, и я изливаюсь внутрь нее длинными струями.
Я собираюсь раздавить ее своим весом, поэтому маневрирую так, чтобы она оказалась сверху, ее ледяные светлые волосы оказываются у моего подбородка. Но я остаюсь глубоко внутри нее. Мой член дергается, медленно, но, верно, готовясь к новому раунду.
Мы остаемся в таком положении некоторое время, пока ее дыхание не выравнивается, и я думаю, что она заснула. Это ее привычка после секса.
Все еще обвивая рукой ее спину, я лезу в карман брюк и достаю кулон с бабочкой. Я хранил его с тех пор, как она забыла его в гостиничном номере в ту ночь.
Каждый раз, смотря на него, я вспоминал, как черные крылья приплюснулись к ее бледной спине, когда я впервые увидел ее той ночью.
Это воспоминание кажется далеким, но я никогда не смогу его забыть. Если уж на то пошло, то с тех пор я, возможно, стал одержим ею.
Я осторожно застегиваю цепочку на ее горле. Старая была испорчена, поэтому я купил ей золотую цепочку в придачу к этой.
Она вздрагивает, когда вес подвески — или его холод — прижимается к ее коже. Сначала ее взгляд смущен, но, когда она смотрит вниз, ее глаза расширяются.
— Моя бабочка.
— Ты упомянула, что она драгоценна для тебя, поэтому я решил захватить ее. Я повесил ее на цепочку, чтобы она всегда была при тебе.
— Спасибо. — мягкая улыбка приподнимает ее губы. — Это единственное, что у меня осталось от мамы, и это так много для меня значит.
— Я рад, что именно я нашел ее тогда.
— Я тоже. — она проводит пальцами по черным крыльям. — Знаешь, тогда я считала себя феей леса и использовала это как волшебную палочку, приказывая деревьям и мелким животным.
Улыбка разбивается на моих губах.
— Я ясно представляю тебя в роли шаловливой феи.
— Я... не была шаловливой.
— Ага. Ты также носила скупую одежду?
— Остановись, извращенец!
— Что? Если у тебя имеются ролевые игры, я буду рад помочь.
— Нет. — она прочищает горло. — В любом случае, как ты сюда попал?