Мои руки сжались в кулаки. Мысли Жасмин одолели меня. Я не мог его слышать. Я не хотел его слышать.

Итак, я наврал.

- Тебе нравится власть над ней. Тебе нравится знать, что ты создал ее, но можешь забрать ее жизнь так же легко.

В тот момент мне казалось, что мне больше четырнадцати. Поверит ли он мне?

На мгновение мне показалось, что он так и сделает.

Затем реальность развеяла эту надежду.

- Ошибаешься, Джет. - Кат снова воспользовался ножом. На этот раз... он прорезал кожу. Слезы брызнули из глаз Жасмин, но она все еще не закричала. - Я ненавижу это. Я ненавижу так поступать со своими детьми. И я ненавижу тебя за то, что ты заставляешь меня это делать.

Мои пальцы задели лезвие, которым он пользовался, потускневшее и брошенное на стол. Я мог бы порезать его. Я мог заставить его почувствовать то, что чувствовала Жасмин. Но у меня была идея получше.

Тяжело дыша, я схватил большую дубинку. Похожую на дубинку, которую обычно носили полицейские, но эта была толще, тяжелее, готовая сломать конечности и превратить кости в мякоть.

Я повернулся лицом к отцу. Он лежал ничком на дыбе, его глаза были широко раскрыты, белые волосы казались снежной копной в мрачном сарае.

- Помнишь это?

Он сглотнул.

- Я помню, какой ты был гребаной «киской», когда я использовал ее.

Воспоминания пытались взять меня в заложники, когда он избивал меня, наносил мне синяки — учил меня урок за уроком.

- Будет справедливо, если ты поймешь, почему я кричал, тебе не кажется?

Кат сглотнул.

- Ты все время знал, что мне не нравилось то, что я делал. Я сделал это, чтобы попытаться спасти тебя от самого себя. Вы были моими детьми. Разве я, как твой отец, не имел права использовать свою плоть и кровь, чтобы помочь своему первенцу?

Я покачал головой.

- Использование и злоупотребление - это два совершенно разных слова.