Печально было то, что он действительно говорил правду. Он искренне сожалел. Он сгорал от извинений и охотно брал на себя ответственность за все, что сделал.

Но этого было недостаточно, чтобы сожалеть. Он должен был пожалеть, что вообще сделал это.

Сделав прерывистый вдох, борясь со слабостью и лихорадкой, я снова повернул рычаг. Шестеренки и зубцы встали на место, приветствуя каждый поворот. Пригнувшись над Катом, я надавил, потянул чуть сильнее.

- Готов вырасти на несколько дюймов?

Кат зажмурил глаза.

- Пожалуйста...

- Ты не можешь умолять.

Я дернул рычаг, сделав полный оборот.

Стойка повиновалась, раздвигаясь под ним, стягивая конечности Ката с мучительной силой. Кожа на его руках и ногах натянулась, как аккордеон, на котором играли по максимуму, отчего его плоть покраснела, когда его дернуло в двух направлениях.

Кат закричал.

Я нажал снова.

Стол боролся с телом Ката, рыча от невольного напряжения, заставляя его вытягиваться за пределы естественного комфорта.

Он закричал громче.

У меня зазвенело в ушах, и мое состояние пошатнулось, когда слишком много мыслей столкнулось в голове Ката. Мне было плохо оттого, что я стал этим монстром — зверем, добровольно принимающим боль моего отца. Но в то же время я чувствовал себя искупленным — как будто я наконец стал тем человеком, которым хотел меня видеть Кат, и только теперь заслужил его похвалу.

- Достаточно плотно для тебя?

Мой вопрос был скрыт за стонами Ката, когда я еще раз нажал на рычаг.

Подвижные части стойки подчинились, раздвинувшись еще больше, разорвав несколько связок, врезавшись в плоть моего отца кожаными манжетами.

Кат больше не кричал, но дикий крик сорвался с его губ. Его лицо сморщилось, а кожа побелела от боли. Его спина выгнулась, плечи напряглись, а пальцы ног вытянулись. Его руки оставались сжатыми в кулаки, ногти впивались в ладони, пока его тело боролось, чтобы остаться вместе.

Я знал, что он чувствовал — не потому, что чувствовал его, а потому, что был в том же положении, что и он. Я был крепче. Я был моложе. Его плечи будут первыми, кто сдастся. Они выскочат, чтобы его суставы немного дольше боролись с напряжением. За ними последуют другие суставы. В зависимости от того, насколько туго натянута стойка, колени вывихнутся, сухожилия лопнут, мышцы разорвутся, а кости сломаются.

Эта форма пытки была одной из худших, применявшихся в средневековье, и не только для жертвы в объятиях дыбы, но и для жертв, наблюдавших за ней. Тошнотворный разрыв частей тела, отказывающихся от борьбы. Ужасающий треск разваливающихся суставов.