Бронзовые глаза Жасмин встретились с моими, ее двенадцатилетнее лицо светилось горем.
- Не надо. Пожалуйста, не надо.
Я боролся со слезами.
Кат подошел к столу, чтобы схватить крошечное лезвие.
- Видя, что причинение тебе боли не научит тебя отключаться от своего состояния, я придумал идею получше.
Его ботинки стучали по полу сарая, когда он шагал обратно к своей дочери.
Я боролся. Черт, я боролся. Стойка застонала, когда я навалился всем своим весом на пряжки.
- Не прикасайся к ней.
Джаз. Моя младшая сестра.
Подняв Жасмин на ноги, Кат обнял ее за плечи. Ее изящные черные туфли больше не были блестящими лакированными, а стали пыльными и потертыми. Я помню тот день, когда она получила эти туфли. Мама подарила их ей только за то, что она была самой милой маленькой девочкой.
- У тебя есть сила остановить это, Джетро. - Лезвие коснулось плеча Жасмин, разрезав ее красивое голубое платье, обнажив кусочек кожи. - Все, что тебе нужно сделать, это сосредоточиться на моих мыслях, а не на ее.
Он провел лезвием по ее плоти, не достаточно сильно, чтобы порезать, но достаточно сильно, чтобы заставить ее вздрогнуть.
Она прикусила губу. Жасмин молчала. Когда мы играли, она смеялась и шутила, но когда ей было страшно или она попадала в беду, она замолкала. Ничто не могло заставить ее заговорить. Ни угроза ножа, ни мои мольбы о ее свободе. Она стояла в объятиях отца и не говорила ни слова.
Но, черт возьми, ее мысли говорили так много. Они кричали, чтобы я помог ей. Они ненавидели меня, потому что я не мог. Она боролась с любовью к нему и ненавистью к его действиям. Она смяла меня, как кусок мусора, не давая мне никакой надежды сосредоточиться на чем-то другом.
Кат снова вонзил нож, только на этот раз чуть глубже.
Жасмин вздрогнула и дернулась, извиваясь в его руках.
- Остановись. Не делай этого снова. Я понял. Я больше не слушаю ее. Я чувствую только то, что и ты.
Ложь. Все это ложь. Но правда втянула меня в эту передрягу, может быть, ложь сможет вытащить меня из нее.
Кат склонил голову набок.
- О чем я тогда думаю, мальчик?