– Ой, Ли Отис. Я забыла… Прости меня, малыш.

– За что? Это же лучший день рождения в моей жизни! Я в «Хитсвилл США»!

Улыбка Берри стала вдвое шире, а это кое-что значило. Ли Отис только что заработал дополнительные очки.

– Давайте ее послушаем, – предложил Горди-старший, указав кивком на проигрыватель.

Берри поставил пластинку и сел, скрестив руки. Но к концу песни «Ни один парень» он уже снова стоял на ногах с поднятой рукой.

– Давайте проголосуем, – сказал он.

– А за что мы будем голосовать? – уточнил кто-то в замешательстве.

– Это стоящая песня или как? – сказал Берри, так и держа руку на весу.

Все сидевшие за столом тоже подняли руки, хотя на лицах некоторых особого восторга я не заметил. Мы ворвались на совещание и отвлекли на себя все внимание, а ведь на повестке стояли совершенно Другие вопросы.

– Раз ее уже крутят по радио, для чего вам мы? – нахмурив брови, поинтересовалась миссис Эдвардс.

– Нам нужно записать альбом, – решился я на отчаянную попытку. – У меня есть десять песен, десять дней и десять тысяч долларов, с которыми я готов расстаться, если мы сделаем это здесь. Вот для чего вы нам нужны.

Брови миссис Эдвардс взлетели вверх, а лицо просветлело. Она была деловой женщиной, а деловых интересует только прибыль.

– Продолжайте, – сказала она.

– А что у вас еще есть? Ты сказал, что песен десять, – вмешался Смоки; ему, естественно, захотелось их послушать.

– Давайте им дадим послушать «Крошку», – выложил на стол лаковый диск Мани.

Я так и сделал. Затем я поставил «Берегись» и незаконченную версию «Бомбы Джонсона».

– Бомба Джонсон… – потер подбородок Берри. – Мне это имя знакомо. В «Брюстере», где я иногда боксирую, висит его фотография. Он был лучшим в тяжелом весе. А что с ним сталось?

Мы с Эстер обменялись взглядами, а Элвин закашлялся.

– Это только фрагмент, а у нас есть и целая история, – сказал я. – На прошлой неделе мы спели ее вживую на радиостанции WMCA в Нью-Йорке. И она пошла в эфир.

– Есть и песня, и история, – добавила Эстер.