— Я говорила о теряющих слух мужьях, — выдохнула я, открыв глаза и посмотрев на него, — а ты даже не услышал этого. — Не о немощных.

Выражение его глаз контрастировало с тоном и смыслом сказанного. Они улыбались однажды полюбившейся мне улыбкой, а еще светились, выдавая доселе неизвестное мне чувство в его исполнении. Кажется, что во мне что-то дрогнуло в ответ. А другое прошептало, что я наивная балда — не смогла разглядеть за его словами шутки.

— По-моему, речь все-таки шла о немощных — ответил Николас, приподнявшись на локте и чуть возвысившись надо мной. — Но уж никак не о глухих.

Он вновь провел по моему бедру, но в этот раз не стал останавливаться и заскользил выше, очертил полукруг груди и соскользнул пальцами на самую чувствительную ее часть, погладил и вновь посмотрел на меня. Прикосновение было приятным, но Николас не ограничился только им. Кажется, что он сдерживал себя.

— Быть может моя девичья память подводит меня — проговорила я, зарывшись пальцами в его волосы. — Но сейчас мне кажется, что я говорила о маразматиках, путающих реальность с действительностью.

Он не был похож на маразматика.

— Это точно не про меня, Артемида — легко отозвались его губы, дотронувшись до самой вершинки груди. — Ума не приложу как это.

— Ты не представляешь, каково это «не помнить»? — спросила я, поразившись этому признанию.

Память услужливо подбросила воспоминания о зимнем вечере в центре столице. Но Николас мыслил в совершенно ином направлении.

— Не представляю, как не помнить и одновременно хотеть кого-то — пояснил он, терпеливо и не оставляя своего занятия. — Ты же не думаешь, что маразм — это выборочное явление?

Его вопрос заставил меня улыбнуться.

— До этой минуты я размышляла именно в этом ключе — согласилась я, приподнявшись на мгновение.

Этого времени хватило, чтобы Николас поцеловал ту часть тела, которую гладил в и захватил ее в плен своего рта. Горячего, напористого и очень требовательного рта. Случайный, но очень долгий тянущий и нежный поцелуй как будто заново рассыпал искры по всему телу.

— Значит ты берешь свои слова обратно? — осведомился Николас, как ни в чем не бывало.

Как будто не целовал и не терзал меня.

— Ну, — протянула я, но из чистой вредности. — Пока нет никаких предпосылок считать иначе.

Несерьезный разговор и не обязывающие ни к чему «случайные» прикосновения, а также невозмутимость и терпение Николаса делали свое дело. Если мне и было больно, тревожно, неловко, то это было когда-то, но только не сейчас.

— Я лежу в объятиях красивой женщины, хочу ее и знаю ее имя, — проговорил он, прикрыв мою грудь своей ладонью. — Или, я все-таки чокнулся и стою на публике без порток?