Карие глаза изучали меня и втягивали в свой водоворот. Я отказывалась отвести взгляд или объясниться. Нарушить молчание было равносильно проигрышу, поэтому я страдала молча. Не мазохистка. Просто упрямица.

«Почему быть рядом с тобой всегда означает проигрыш, Нэш?»

– Я знаю, учитывая, что они мои, – он отбросил мои слова, как питчер высшей лиги, а я не могла понять, почему мы помнили их. – Ма испекла это вчера. – Нэш снова привлек мое внимание к контейнеру, который я отказывалась выпускать из рук. – Белый шоколад с макадамией. Твой любимый.

– Я больше люблю сникердудлы.

– Лгунья. Сникердудлы тебе нравятся меньше всего, – он посмотрел на меня так, как смотрят на плачущих младенцев. Раздражение, скрытое за терпеливой улыбкой, – ты симулировала аллергию на корицу, чтобы мама вместо них готовила только белый шоколад с макадамией.

– Пока она не сказала мне, что кладет корицу и в чипсы с белым шоколадом. – Я пнула ногой сверток из скатерти на ковре, откапывая этот эпизод из глубин памяти, пусть даже это был эпизод с участием моего самого нелюбимого Прескотта. – Секретный ингредиент Бетти для каждого чертова блюда, которое она готовит.

– Она заставила тебя смотреть, как мы едим печенье с белым шоколадом и макадамией, тогда как ты ела сникердудлы. – Нэш прислонился к косяку, скрестив лодыжки. Его брюки натянулись вокруг бедер. Но. Я. Не. Буду. Пялиться. – Десять лет прошло, а ты так и не усвоила урок, лгунья, так ведь?

Я не хотела предаваться воспоминаниям с ним. Это слишком близко подходило к черте, которую я бы не стала пересекать, – к тому, чтобы зацикливаться на лучших временах. Забудь прошлое, и оно не будет преследовать тебя. Это значило забыть и хорошие моменты тоже.

– Я не приму еду от тебя.

Еще одна ложь.

Бетти складывала пластиковую посуду в шкаф у раковины. Я украла несколько контейнеров и перекрасила их в черный с сиреневым с северным сиянием и белыми звездами в форме магических слов.

Я хотела не только еду, но и контейнер.

– Это не от меня. – Северно-каролинский акцент Нэша стал явственнее, когда он скрестил руки на груди. – Это от мамы. Ты серьезно откажешься от маминого подарка? Она готовила их несколько часов.

Нерешительность терзала меня, пока я не выдохнула и не отступила от него. Мои дрожащие руки поднялись, протягивая ему контейнер.

«Если он возьмет его, вам лучше разжаться, пальцы. Не позорьте меня».