Я выхватил тушь.

– Тебе она не нужна, или мне придется объяснять прессе, почему у моей спутницы Четвертого июля были покрасневшие глаза.

Она тихонько хмыкнула.

– Там еще должен быть гольф. Но у нас обоих неподходящие наряды, что, вероятно, будет единственным забавным моментом во всем этом.

Ее рука нашла древний тюбик гигиенической помады и провела ею по губам, вероятно, нанеся на них какую-нибудь заразу, но я бы все равно поцеловал ее.

Она пнула четыре гигантские коробки у туалетного столика, платье на бедре задралось.

– Думаешь, я смогу запихнуть это в гардеробную?

– Гардеробную?

Ее рука метнулась к губам.

– Дерьмо.

– Гардеробную? – повторил я, пытаясь понять, почему ее вдруг охватила паника. – Выкладывай.

– Нэш…

– Я посмотрю. – Я открыл одну из коробок. Груды футболок «Уинтроп Текстиль». Я не знал, что думать об этом, кроме того, что я нуждался в ее футболках, но мне ненавистно было то, откуда они взялись. – Ты знаешь, я последователен. Нам обоим будет проще, если ты скажешь мне.

– Это не так уж важно.

– Скажи мне, – настаивал я, – не лги.

Она сдалась при слове «ложь», на секунду у нее проскользнуло виноватое выражение.

– Я жила в отеле, в гардеробной.

Я взорвался.

Мать его. Взорвался.

Она вывела меня из себя.