Она повернулась и бросила мне свои трусики. Я поймал их и сунул в карман. Ее пальцы вцепились в тонкий L-образный изгиб клюшки. Она вложила его себе между ног. Я просунул часть наконечника внутрь.

Ее щеки покраснели от возбуждения. Она приподняла платье, демонстрируя мне, как ее половые губы обхватывают клюшку.

Такая скверная.

Такая милая.

Такая моя.

– Встань на колени и возьми у меня в рот.

Она никогда не могла отказаться от вызова. Как бы слабо ни тлели угольки, вызов их разжигал.

– Любой может зайти за деревья и увидеть нас.

– Поцелуй кончик, – торговался я, а я, черт возьми, никогда не торговался, – с языком.

Она хотела. Ее язычок метнулся между пухлых губ, моля о том, чтобы облизать мой член. Я провел рукой по ее волосам и схватил их у затылка. Вместо того чтобы опустить ее голову к своему члену, я запрокинул ее лицо и впился губами в ее губы.

Дерьмо.

Твою мать.

Иисус, Мария и Иосиф.

Что, черт подери, я делал?

Кедди вдалеке выкрикивал наши имена. Мы разорвали поцелуй. Я глотал каждый выдох Эмери.

Ее распахнутый взгляд встретился с моим.

– Ты обещал, что я кончу.

Не говоря ни слова, я опустился на колени, прекрасно осознавая, что это она должна была встать на колени и взять у меня в рот. Я поднял ее платье, развел ее губы и лизнул всю щель. Она вскрикнула, вцепившись мне в волосы.

Я скользнул языком внутрь, наслаждаясь ее вкусом. Когда шаги кедди зазвучали ближе, я вставил в нее два пальца и пососал ее клитор. Она кончила, едва не выдрав мне волосы пальцами.

Когда кедди снова выкрикнул имя Эмери, я крикнул: