Вообще он редко помнил даты, но в семье Арма седьмое июля имело особое значение. Почти ровно семь лет назад он познакомился с Чичи Донателли; в игре в карты (а с тех пор, как он поступил на флот, играть он стал куда лучше) цифра «семь» имела большое значение. При мысли о такой удаче его глаза застлали слезы. Он стал отцом. Gemelli![85] В старину итальянцы считали рождение близнецов знаком удачи. Благодарность – и многие другие чувства – захлестнули его, и он бросился к люку, чтобы спуститься вниз и позвонить жене, матери его детей.

Стояла поздняя осень, и пустующие поля на мичиганских фермах походили на ржавую жесть. Листья давно слетели с деревьев, оставив после себя нагие серые ветви, которые тянулись к небу, как корявые пальцы. Кукурузу убрали, сено скосили; голые холмы замерли в ожидании снега.

Чичи, ее мать и близнецы удобно устроились в поезде из Филадельфии в Детройт – на первой остановке малышки посетили одну бабушку, теперь ехали ко второй. Поезд катил по сельской местности, дети спали, а их мать погрузилась в мысли. Виды за окном вполне могли бы быть страницами альбома со снимками из времен, когда она гастролировала с оркестрами. Железнодорожные вокзалы, автостанции и дорожные знаки напомнили ей о местах, где ей довелось побывать, и клубах, где она выступала. Но не успела она соскучиться по своей прежней жизни, как кондуктор объявил, что поезд подходит к станции Эвергрин-Парк в Детройте.

– Вон она стоит, Ма. Я ее помню. – Чичи помахала свекрови из окна подходившего к перрону поезда.

– Не так уж много времени прошло, – заметила мать.

– Целых семь лет. А люди ведь меняются.

– Но не настолько быстро. Если не считать малышей. В их случае время просто летит, сама увидишь, – произнесла Изотта.

– Я всего лишь хочу, чтобы они оставались малышами до тех пор, пока их сможет увидеть отец.

– Знаешь, Чичи, я считала, что чистое безумие тащить младенцев через полстраны, но они отлично себя вели. Спали почти всю дорогу.

– Это все поезд. Он так уютно покачивался, совсем как люлька, вот они и засыпали.

Изотта взяла на руки маленькую Рози и пошла по коридору вагона следом за Чичи, которая несла крошку Санни. Носильщик выложил их багаж на перрон, затем помог дамам спуститься.

Розария побежала к ним навстречу.

– Ах, какие они красавицы! – воскликнула она. – Розария прямо розочка, а Изотта… она…

– Всегда сердится, – прошептала Чичи. – Но, поскольку ей досталась внешность Хеди Ламарр[86], она может себе позволить иметь тяжелый характер. В этом мире ей открыты все дороги.

Леоне Армандонада задержался у входа на станцию. Чичи ожидала увидеть высокого мужчину – вероятно, потому, что образ отца занимал столько места в прошлом ее мужа, – но он оказался типичным пожилым итальянцем, крепким и кряжистым, как вагонетка, с мощными широкими плечами.