— Бать, с матерью нужно срочно что-то делать, пока она не превратила наш дом в постоялый двор! Невыносимо уже!

Отец стоял у распахнутого настежь окна и на его вторжение вообще никак не отреагировал. Будто не заметил даже, с упоением разглядывая кусок картона, зажатый между дрожащими пальцами. Моргал и то через раз.

«Нет, не картон, — сообразил Слава чуть позже. — Какая-то фотография! Либо старая открытка…»

Не зная, как поступить, ведь в таком подавленном состоянии видел своего старика впервые, парень застыл на месте и хорошенько огляделся. Отец курил довольно редко. Но сейчас пепельница на дубовом письменном столе оказалась буквально завалена окурками. Дышал он тяжело, взволнованно. Рубашка на груди была расстегнута наполовину. Словно ему один черт не хватало воздуха. А глаза. В них плескалось самое настоящее отчаяние. И боль. Тревога паскудной змеей шевельнулась в груди.

«Что с ним такое?»

Прочистив горло, Красный решился заговорить еще разок:

— Пап? Я не вовремя?

Александр Борисович встрепенулся.

Залпом осушил бокал с жидкостью янтарного цвета, предположительно, виски. Затем неторопливым размеренным шагом направился к секретеру, в котором и спрятал эту самую картонку среди прочей документации.

— Ты в порядке? — поинтересовался Вячеслав, напрягаясь все сильнее.

— В полном! — улыбка преобразила черты родного лица. Самообладание его не подводило даже в моменты сильнейшего душевного раздрая. Видимо, сказывались профессиональные навыки. — Что-то хотел, сынок?

— Не понял! Ты же сам звонил…

— Ах, да! — усталый измученный выдох. — Точно!

— Так зачем?

— Присядь! — велел он, требуя беспрекословного подчинения, жестом указывая на пару кожаных кресел и удобно устраиваясь в одном из них. — Поговорим?

Последовав примеру отца, молодой человек тоже постарался расслабиться, откинувшись на мягкую спинку.

— Давай! Я тебя слушаю…

Отрицательный кивок головой:

— Нет, Слава! Это я тебя слушаю!

— ????????