– Но это какая-то бессмыслица, – нахмурившись еще больше, заметил Брюс, словно разговаривал с самим собой.

– Действительно бессмыслица, если верить первому посланию. Что-то здесь нечисто!

Она не могла объяснить почему: просто чуяла нутром, вот и все, – но знала, что дочери грозит опасность.

Роберт взял письмо, пробежал глазами, а закончив, взглянул на Беллу скорее озадаченно, чем встревоженно.

– Я знаю, о чем вы думаете, но это невозможно: возвращаться в монастырь рискованно.

– Я должна, – настаивала Белла. – Если Джоан приедет туда с дядей, тогда все узнают, что я сбежала! Уильям Комин знает меня в лицо. Маргарет не удастся его одурачить. И дочери будет угрожать опасность.

Роберт покачал головой.

– Никто не причинит ей вреда.

– Вы не можете знать наверняка.

Король помолчал, очевидно, споря с собой и тщательно подбирая слова.

– За Джоан наблюдают.

– Но кто? Почему вы мне не сказали?

– Не могу. Вы должны мне доверять. Но будьте уверены – меня уведомят при первых же признаках опасности.

– Но что, если не хватит времени? Что, если они узнают, что я сбежала, и решат поквитаться с Джоан или немедленно бросить ее за решетку? Я не могу этого допустить! – Взяв руку короля, Белла опустилась перед ним на колени. – Роберт, умоляю! Если вы не поможете мне проникнуть в монастырь, тогда по крайней мере отправьте туда несколько надежных людей, чтобы спасти ее прежде, чем правда раскроется.

Король бросил на нее страдальческий взгляд.

– Простите, Белла. Как бы я хотел вам помочь! Но это невозможно. По крайней мере прямо сейчас. Мы надеемся вот-вот освободить Мэри, а любая рискованная затея может сорвать наши планы. Клянусь, что при первых же признаках опасности я сделаю все, что смогу, чтобы привезти к вам вашу дочь живой и невредимой, а пока наберитесь терпения.

Несчастная Белла смотрела на короля, и слезы жгли ей глаза и горло. Она не сомневалась в искренности его слов, однако отказ, пусть даже обоснованный, казался ей сродни предательству. Она не желала слушать никаких объяснений, пусть и разумных, а просто хотела вернуть дочь.

– Я набиралась терпения три года, – сказала она тихо.

Это было напоминание – единственное за все время – о том, что она сделала для короля.

Она встретила взгляд печальных глаз Роберта.