– Идите же! – перебил он. – Мы опаздываем.
Как ни стыдно было лгать милой леди Анне, юной невесте сэра Артура, которая была ей доброй подругой, но пришлось. Белла сказалась больной и попросила, чтобы никто ее не беспокоил за исключением матери, – так они выиграли некоторое время. Мать же, пусть и нехотя, согласилась с ее планом, понимая, что Джоан действительно грозит опасность.
Лахлан и Белла ехали два дня кряду, останавливаясь лишь для того, чтобы сменить лошадей, когда было возможно, да удовлетворить насущные телесные нужды. С каждой милей боль и пустота все сильнее овладевали ее сердцем и росли, как и отчуждение между ними. Ей хотелось дотянуться до него, но она не знала как. Он держался так холодно, так надменно, а когда смотрел на нее, его лицо не выражало ровным счетом ничего.
Белла никогда не видела его таким. Уж лучше бы накричал на нее в приступе гнева, как раньше: по крайней мере, было бы понятно, как себя вести, с этим она уже умела справляться, – но это холодное молчание сбивало ее с толку, подкрепляло страх, что ничего не удастся исправить, все разрушено, что бы там ни произошло между ними.
Молчание причиняло боль, но напряженные попытки завести разговор были еще хуже. Казалось, Лахлан мог нарушить молчание лишь по одной причине: указать ей на дорожную примету, заставить снова и снова повторить адрес безопасного убежища в Берувике на случай, если с ним что-нибудь случится, – как будто хотел ее подготовить к чему-то.
Они были вроде бы и вместе, но порознь, и сомнений не оставалось, что Лахлан предпочел бы оказаться где угодно, лишь бы подальше от нее. При каждой возможности он уходил на охоту и приносил столько дичи – рябчиков, куропаток и фазанов, – что не съесть: то ли избегал ее, то ли была иная причина?
В конце концов напряженное, неловкое молчание сделалось невыносимым, и Белла потеряла терпение. На третью ночь, когда Лахлан предупредил, что на отдых им отводится всего несколько часов, она поняла, что должна попытаться сломить его сопротивление, признаться, как ей противно то, что она сделала: не меньше, чем ему… что все это было зря. А еще сказать, что он ей нужен…
Пусть он не отвечает на ее чувства, но нужно же по крайней мере дать ему знать об их существовании!
Белла в надежде, что у нее есть на это время, отправилась к реке мыться. Лахлан неизвестно зачем собирал охапками вереск. Когда она вернулась, справив нужду и кое-как смыв пот и дорожную грязь, вереск был навален горой на земле, а Лахлан исчез.
Почти стемнело, когда Лахлан выбрался к реке, где решил остановиться на ночь. Им везло: две ночи ни дождя, ни снега, – но в воздухе висела сырость – верный признак того, что скоро разразится буря, причем снежная, и эта унылая поездка станет еще тоскливее.