Смотрю в потолок, ищу там ответы, но бесполезно – там только пластик.

Думай, Марк, думай.

От перегруза голова работает плохо, но я буквально силой заставляю себя разложить по полочкам всю ситуацию.

Марта обиделась на то, что не перезвонил сразу? Марта, лучше других знающая, в каком адском котле я варюсь и каким измочаленным бываю вечерами? Я достаточно хорошо узнал эту девушку, чтобы чувствовать: она не могла на это обидеться. Не такой она человек.

Тогда что? Просто выключила телефон, чтобы никто звонками не донимал? Как раз, когда её маме сделали операцию, и всегда в таких случаях нужно быть на телефоне, потому что мало ли что?

Тоже ерунда.

Отметаю ещё несколько вариантов – ни один из них не подходит, и что-то колко и щекотно вонзается в грудину.

Что-то случилось.

Наверняка что-то случилось, просто мне никто не сообщил. Может, с Иванной Станиславовной всё-таки что-то? Операция прошла хорошо, но потом всё полетело в трубу?

Тело каменеет от мысли, что Марта могла оказаться один на один с бедой.

Я нахожу номер «Здорового сердца», звоню напрямую врачу. Он берёт трубку не сразу, но всё-таки отвечает.

– Пациентка в полном порядке, – радует он меня устало.

– А дочь её? Марта? Она там? В больнице?

Врач сообщает, что нет, Марту отправили домой и вернётся она сюда только завтра утром.

Значит, и этот вариант нерабочий.

Сейчас я жалею, что не переписал у Марты всю телефонную книгу – всех друзей, приятелей, преподавателей, соседей. Кого угодно, кто бы мог мне сейчас сказать, где моя Дюймовочка и что с ней. Пусть включит телефон, блин!

Во мне включается атомный реактор, и я гоняю всех и каждого до глубокой ночи, провожу совещания, свожу концы с концами и всё-таки к девяти заканчиваю всё, что было запланировано на время командировки. Досрочно. У меня есть ещё два дня, но я больше не хочу тут находиться.

Мне нужно разобраться, что вообще происходит, а в ссылке я этого не пойму.

– Всем спасибо за плодотворное сотрудничество, всем удачи, – говорю умотанными моим трудовым порывом сотрудникам и тороплюсь скорее убраться восвояси.

К полуночи начинается ливень. Я ещё на что-то надеюсь, но электронное табло в зале аэропорта неумолимо: рейс за рейсом отменяются из-за плохой видимости. Чувствую себя героем рождественской комедии, готов платить втридорога, но самолёты на родину не летят ни за какие деньги.