Влад подошел к краю кровати, сел на расстоянии от жены, заметив, как она сильнее вжимается в мебель.

– Мне не наплевать, – признался он, слегка ссутулившись. – Просто я не привык проявлять свои эмоции. Не думай, что я легко переношу нашу утрату. Это не так. Просто из нас двоих мне сейчас легче быть сильным и здраво мыслить.

– По-твоему, я потеряла рассудок? – глядя в пустоту, равнодушно спросила она.

– Я делаю все, чтобы этого не случилось, – заверил он.

Она медленно моргнула, переводя взгляд на окно, пропускавшее сквозь себя мертвый свет искусственных ламп соседних башен и огней Москвы.

– Почему ты не вызвал скорую сегодня, когда я резала вены? – ее не очень интересовал его ответ, но не спросить она не могла.

– Поперечные раны не вызывают большой кровопотери. Достаточно наложить давящую повязку. Если бы приехали врачи, они бы забрали тебя в психиатрию, накачали транквилизаторами и оставили бы там гнить, – объяснил он.

– Как благородно, – фыркнула она, обдумывая его поступок. – Впрочем, как и прятать вещи, напоминающие о нашем ребенке.

– Если хочешь, я верну их на места, – предложил он.

– Нет. Лучше сожги, – небрежно бросила она, словно это для нее ничего не значило.

– Ты будешь жалеть об этом, – упрекнул он ее.

– Нет.

Никольский покинул комнату, не посмев нарушать личных границ Лены, словно они снова стали чужими людьми. Это расстояние между ними разрывало его изнутри, истощало его дух, и было гораздо проще, когда их разделяли физические километры, а не миллиарды световых лет между их сердцами. Что бы он ни делал – все превращалось в пепел от ее колких замечаний. Ей было больно, но при этом она причиняла страдания и ему. В одну секунду ей хотелось броситься к нему на шею, моля о прощении, но в следующий миг она мечтала спрыгнуть с крыши лишь бы сбежать от его взгляда и голоса. Эта борьба внутри нее заставляла забиваться в угол, чтобы не делать выбор между первым и вторым вариантами. Вспоминая слова матери, сказанные ей однажды о том, что все в этом мире временно и проходит абсолютно любая горесть, она уже представляла, как смогла бы перемотать на несколько недель вперед, где они вновь воссоединились с Владиславом, нашли общий язык и вместе справились со своими печалями, но судьба казалась ей жестокой, заставляя задержаться в этом моменте, наполненном жутким чувством отчаяния.

Среди ночи загремел металл столовых приборов – Никольский прятал острые предметы в самые дальние ящики, чтобы Лене было их труднее достать, пока он мог отвлечься на какие-то дела. Самые тяжело переносимые лекарства он убрал из аптечки – вдруг ей в голову придет отравить себя? Тогда точно придется вызывать скорую, и одному Богу известно, куда они решат ее отвезти.