— Эй, не удручайся, детка. Я в таком же положении и не истерю, — попытался по-своему успокоить меня непробиваемый Шеридан. Вот он точно, как в бронированном танке. Кулаками бы помахал что ли. Его бы и укокошили тогда мне на радость (тьфу-тьфу-тьфу, типун мне на язык). — Отнесись к этому по-философски. Как сказал один из поэтов современности: «Жизнь — кастинг. Горим и гаснем».10

— Что-то я не знаю таких стихов, — буркнула я, заядлая любительница поэзии.

— Да ты вообще мало что знаешь…

— Детки, я вам не мешаю? — подал признаки своего присутствия мэр. Я тут же проглотила свой вырывающийся наружу гневный восклик.

— Не-а, можете продолжать в том же духе. В смысле, молчать. У Вас здоровски выходит, — откликнулся добряга Шер и, получив от меня тычок под рёбра, ойкнул и замолчал. Уж не знаю, как ему, а мне быть его женой до скончания веков не претило. Так что лучше нашего «папочку» не злить. Гораздо мудрее будет разузнать о договорённости, а то сомневаюсь, что Артём будет любезен и расскажет.

— Не нужно молчать. У меня ещё куча вопросов!

Свои вопросы я задать не успела, так как дверь неожиданно распахнулась, явив нам запыхавшегося Толяна с пакетом в руках. Проехавшись по нам заинтересованным взглядом, он кивнул Шеру:

— Здравствуй, Артём!

— Салют!

Далее его взгляд страдальчески прошёлся по мне, а остановился на Железном Валли:

— Отец! У нас чрезвычайное происшествие!

Что за ЧП случилось, я знала превосходно и без его завываний, так как мой мозг принялся старательно искать решение. «Сделай улыбку на лице и всё отрицай!»11 — как любит советовать мне Егорка. Так и сделаю. А то чует моё сердце, кое-кто меня за подобные шуточки убьёт, а если не убьёт, то покалечит. Или же мэр первым прибьёт этого кое-кого, а потом и меня за компанию, свидетелей оставлять рискованно. Всё же у них маньячная семейка. Чего по фамилии — Светловы и не предположишь.

Я внутренне сжалась и уже сотню раз прокляла себя, пока Анатолий в нон-стоп режиме вещал о моей тяжёлой судьбе, тыкал в меня пальцем для показательности и уверял всех в обязательном участии в качестве свидетелей в суде, о скором осуществлении которого просил Валентина Владимировича. Шерхан во время балабольства то краснел, то бледнел, то подозрительно синел и покрывался пятнами — цветовая гамма его лица находилась в постоянном движении, напоминая северное сияние, которого я лично не видела, но была наслышана об этом чудесном природном явлении. Косился Артём на меня очень косо (такая вот прозаичная туфтология). Удивлённый глава тоже не спускал с меня глаз (ни с Шера — с меня!). Его глаза по степени ошарашенности соперничали с артёмовскими, которые, в свою очередь, по моим грубым подсчётам и прикидкам, были размером с две бабулины оладьи. Сам Толян был невероятно горд, что сумел всех шокировать.