— Сплюнь, мне рано ещё.

— Честно, не знаю где он сейчас, но билет у него на завтра, утренний рейс, — помог мне друг.

— Эй, чучело, — услышала я из трубки на фоне приглушенный расстоянием знакомый говорящей звонкий голос, — долго я должна тебя ждать? Чемодан с ленты снять не можешь, помочь может?

— Прости, подруга, мне пора, удачи, — сухо попрощался он со мной. И уже в сторону, ехидно: — Зайка моя, соскучи…

Одновременно с ним говорил новый голос, добавив себе обличающей тяжести:

— С какой ещё подру…

Связь оборвалась.

Значит, у меня ещё есть время его найти. Но его катастрофически мало. Я попробовала снова до него дозвониться, но номер не отвечал, будто сгинувший среди радиоволн, возможно зацепившись за одну, запутавшись за другую и потерявший в итоге свой собственный сигнал. Я не была сильна в физике, чтобы распутать клубок волн, и единственное, что могла сделать — это отправить сообщение, понадеявшись, что оно дойдёт, ворвавшись в самый центр переплетения и своим светом ослабит путаницу: «Я люблю тебя». Я признавалась ему и делала это, не стесняясь и не боясь последствий. Толя бы посоветовал не распыляться словами, ибо всё, что сказано, может быть использовано против меня в суде. И я готова отвечать за свои слова.

Подслушивающий мой разговор с Оливером Фил хотел помочь:

— Подумай, может есть места, куда он хотел сходить в городе? Он же типичный турист, себя вспомни, когда приехала, — он стал меня передразнивать: — Пойдём в Централ парк кормить уточек. Давай поедим нью-йоркскую пиццу. Айда кататься на пароме. Пошли искупнёмся в Гудзоне.

— Эй, — последнего я точно не говорила.

— В общем, подумай. Может, какой-то театр? Этот питекантроп знает вообще, что такое искусство?

Театр? Точно, такой был. Буквально пару недель назад он рассказывал мне о подъёме музыки чёрных, которая происходила в тридцатых годах в Гарлеме, где жил его любимый Луи Армстронг. Многие из артистов того времени избрали театр «Аполло» площадкой для выступлений, и что показательно, долгое время он был единственным театром в Нью-Йорке, где афроамериканцы могли получить работу. А ещё у них был «палач» с метлой, который сметал исполнителя со сцены, если зрители его не жаловали.

Судьба театра была неоднозначной, и в какое-то время он был преобразован в кинотеатр, но вновь восстановил статус концертного зала, и именно там каждый май проводили ежегодное джазовое шоу «Великая ночь в Гарлеме».

Это была слепая догадка, но я схватилась за неё, как утопающий за соломинку.

— Твоё выражение лица либо сигнализирует о том, что ты поняла, где он может быть, либо о том, что ты осознала всю нелогичность ваших отношений, — оценил Фео, и услышав мою догадку, утвердительно кивнул, словно давая своё согласие.