— Для жизни жизнь! Вон пенные буруны

У сизых каменистых берегов.

Вон красный киль давно разбитой шхуны.

Но кто жалеет мёртвых рыбаков?

В сыром песке на солнце сохнут кости...

Но радость неба, свет и бирюза,

Ещё свежей при утреннем норд-осте —

И блеск костей лишь радует глаза.

— Бунин? — спросил Кайрат и стойкое ощущение дежавю заставило его оглянуться.

Слепящая синева воды блестела за деревьями. И гулкая тишина, которую он до этого не замечал зазвенела в ушах.

— Почему так тихо?

— Будет шторм, — сказала Роберта и подняла кувалду.

Кай сделал два шага в сторону, чтобы не попасть под осколки. Но она подержала ржавую дуру на плече, и передумала.

— Мне жалко твои труды, — бросила она кувалду.

— Да, старушка, которая отдала мне эти цветы со своего подоконника просила за ними хорошо ухаживать, — он улыбнулся, глядя на её спокойное лицо. — Клянусь, я купил мешок самой дорогой земли, чтобы посадить их здесь.

— Я только что пожалела, что бросила эту кувалду не в тебя. Не рви мне душу. — Она развернулась и пошла обратно к дому. — К чёрту всё! Мне сегодня тридцать, и я хочу напиться.

Он пошёл с ней на яхту за продуктами — брикетами замороженных полуфабрикатов в порционных упаковках. Пицца, лазанья, паэлья — читал Кай на упаковках, пока Роберта перекладывала их в коробку из большого холодильника.

— Ого! — брякнул он наручниками, пристёгнутыми к ещё сохранившему хромированный блеск поручню. — Здесь я смотрю уже кого-то пытали.