После этого все пошло легко. Она рассказала ему о Дженнифер, старательно обходя правду. Ей почему-то казалось, что легенда Дженнифер должна остаться в неприкосновенности, что рак не должен коснуться ее прекрасного тела. Они поговорили о Нили. Генри рассказал ему кое-что о ней, но он никак не мог поверить, что такое могло произойти c той энергичной Нили, какой она ему запомнилась.
– Она так талантлива, – сказал он, – и невероятно популярна в Англии. По голливудским меркам ее картины были просто потрясающими. Хоть они ее всю обсыпали мишурой и облепили сахаром, она все равно проявила себя как настоящая актриса. Она выкарабкается?
У Энн затуманились глаза.
– Говорят, что у нее склонность к самоуничтожению и что такая болезнь, как у нее, никогда полностью не излечивается. Ее можно остановить c некоторой помощью. Нили может снова вернуться к работе. Но это стремление к самоуничтожению будет у нее всегда. Так, по крайней мере, утверждают врачи.
– Вероятно, именно поэтому у меня ничего по большому счету не вышло, – вздохнул он. – Иногда мне кажется, что все великие творцы немного c приветом. Я чересчур нормальный. Я засыпаю, как только голова касается подушки, никогда не пью сверх меры и никогда не принимаю даже аспирин.
– Тогда я, наверное, тоже второй сорт, – засмеялась она. – Может, я курю слишком много, но до сих пор больше одной не пью и, хотя никогда в этом не признаюсь, иногда засыпаю прямо посреди позднего сеанса.
– Нет, Энн, ты – первый сорт, – засмеялся в ответ Лайон. – Таких, как ты, больше нет. Честное слово. Поэтому у меня ничего серьезного ни c одной женщиной не получалось – ни одна не выдерживала сравнения c тобой.
За ужином они разговаривали о Нью-Йорке, о тех переменах, которые он заметил. По его рекомендации она впервые в жизни попробовала кофе по-ирландски и немедленно стала поклонницей этого напитка. Она все еще восхваляла его, когда Лайон неожиданно обратился к ней:
– Все осталось, Энн. Прямо сейчас хочу крепко-крепко обнять тебя. Чувство такое, словно мы ни на миг не расставались.
– Я хочу, чтоб ты меня обнял, Лайон, крепко-крепко.
– Договорились, – усмехнулся он. – Но по-моему, лучше сначала расплатиться и убраться отсюда к чертовой матери!
Это было бесподобно. Лежать рядом c ним, смотреть, как дым сигареты клубится в свете ночника… Никаких сомнений, колебаний не было – они слились в едином порыве любви и страсти. Удовлетворение было полным. Обнимая его, она внезапно поняла, как важно любить – важней, чем быть любимой. И она понимала, что ей предстоит принять решение. Лайон тоже любил ее – по-своему. Этого достаточно? Будет ли ей недоставать нежной, самозабвенной преданности Кевина, его готовности отдать за нее жизнь? С Лайоном ей придется каждую минуту быть начеку. Готова она ко всем превратностям такой любви?