После секундной паузы он оживленно сказал:

– Дай мне десять минут на небольшую приборочку и приходи немедленно.

– Спасибо, Лайон. Приду.

Она повесила трубку и посмотрела на Кевина. Лицо у него было белое как бумага.

– Ну конечно! – крикнул он. – Как же я сразу не догадался. У вас будет веселье на троих – ты, Лайон и эта шлюха. Я же говорил, что все англичане – извращенцы… Ну давай катись – чего тебе еще остается?!

– О Кевин, – простонала она. – Что мы делаем друг c другом?

– Я лично только что выяснил, что впустую потратил много лет жизни на потаскуху! Потаскуху, которая выдавала себя за приличную женщину!

Он вышел, хлопнув дверью.

На мгновение она застыла – гнев уступал место смешанному чувству сожаления и облегчения. Кевин принял решение. Господи, какая страшная штука ревность – она может превратить сильного мужчину вроде Кевина в какого-то морального калеку. Но враждебности к нему она не чувствовала. Ее всю внезапно заполнило чувство облегчения. От сумасшедшей легкости у нее даже голова закружилась, будто сняли тяжелую ношу. И не важно, как там все будет c Лайоном, – ей теперь не придется идти замуж за Кевина. С этим все кончено… Она свободна!

Она освежила косметику и быстрым шагом прошла три квартала до отеля, в котором остановился Лайон.

Дверь распахнулась настежь.

– А я уж начал отчаиваться, – сказал Лайон.

Она быстро пробежала глазами по комнате.

– Она ушла, – спокойно сказал он.

Она сделала вид, что не понимает.

– Я тебя видел, когда вы все выходили из «Двадцати одного». Моя достославная спутница пискнула: «Да это же Энн Уэллс!» Она обожает тебя на экране.

– Да. Я тоже тебя видела, Лайон.

– Прекрасно. Это, по крайней мере, привело тебя ко мне.

Он прошел в другой конец комнаты и смешал два коктейля за ломберным столиком, служившим импровизированным баром.