– Я ничего не знал об этом, – говорит Лэндон, прежде чем я успеваю сказать хоть слово.
– Что?
Я выхожу на балкон, где несколькими этажами ниже на турнир начинают собираться люди. Пресса готовится. Персонал бегает вокруг, сгоняя зрителей по углам. Сегодня солнечный день. Не слишком жарко и дует легкий ветерок. Хорошая погода для гольфа. Ну, для людей, которые играют в гольф.
– Когда я пришел в офис, там было голосовое сообщение от продюсера, – объясняет Лэндон.
Боже. Эти люди не успокоятся.
– Ответ по-прежнему нет.
– Верно. Я был предельно ясен в этом вопросе. – Повисает долгая, сбивающая с толку пауза. – За исключением того, что, очевидно, у них сложилось впечатление, будто Фил согласился за вас обоих.
Я, черт возьми, едва не швырнул телефон с балкона. Я отступаю и едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться. Я обретаю самообладание только тогда, когда понимаю, что могу попасть телефоном в кого-нибудь внизу.
– Черт возьми, нет, Лэндон. Ты понял? – Я сжимаю телефон крепче и чувствую, как пластиковый корпус начинает трещать. – Скажи им, чтобы отвалили. Он не имеет права решать за меня. Никогда.
– Безусловно. Я тебя понимаю.
– Они не посадят меня на одну съемочную площадку с ним, даже если приставят к виску пистолет.
– Я понимаю это, Гаррет. Я знаю. – Еще одна нервирующая пауза. – Я позвоню им. – Он откашливается. – Но вот в чем дело. Насколько они могут судить, ты взял на себя обязательство сделать это. Если я вернусь и скажу им, что ты не участвуешь, это будет выглядеть не очень хорошо.
– Да мне плевать.
– Нет, я знаю. Это – особые обстоятельства. Только они этого не знают. И они могут начать задаваться вопросом, нет ли тут чего-то еще.
– Может, не начнут, – бормочу я сквозь стиснутые зубы. Еще немного, и я сотру зубы в порошок.
– Гарантирую, это породит вопросы. Из тех, которые превратятся в снежный ком. Готовы ли вы к тому, что произойдет, когда люди начнут задаваться вопросом, что случилось между ними? Почему ты отказываешься дать интервью вместе с отцом? А я скажу тебе, как это выглядит. Они начнут звонить твоим товарищам по команде, старым друзьям по колледжу, какому-нибудь парню, который учился с тобой в третьем классе, чтобы расспросить о твоей семье и отношениях с твоим отцом. Ты можешь ручаться за то, что они скажут?
Я делаю неглубокий, прерывистый вдох. К черту. Все это.
Ради собственной карьеры я несколько лет был вынужден притворяться. Избежать этого было невозможно, Фил Грэхем – одно из самых громких имен американского хоккея. Было два варианта: либо выставить нашу травму на всеобщее обозрение, либо притворяться счастливой семьей. Я выбрал последнее, потому что первое слишком… Боже, это слишком унизительно.