«Я знаю, никто не виноват, что мир так устроен, – размышляла Каролина. – И сколько бы я не думала, как изменить его к лучшему, ничего не идет в голову. Я только чувствую: где-то что-то неправильно! Я верю, что у одиноких женщин должно быть больше возможностей найти себе занятия интереснее и полезнее, чем то, что они находят сейчас. Уверена, Бог не сердится на меня за подобные мысли, ведь я не святотатствую, не ропщу, не богохульствую и не выказываю нетерпения. Я утешаю себя тем, что Бог внимает многим жалобам и стенаниям и сострадает им, тогда как человек не хочет их слышать и только хмурится в бессильном презрении. Я говорю в «бессильном», поскольку не раз видела, как общество под страхом всеобщего презрения запрещает упоминать о своих язвах, которые не может исцелить, однако это презрение – лишь украшенный блестящей мишурой покров, скрывающий отвратительное уродство. Люди не любят, когда им напоминают о болезнях, которые они не хотят или не могут излечить сами. Подобное напоминание заставляет их ощущать собственную беспомощность или, что еще хуже, вынуждает предпринимать неприятные усилия, нарушает мирное течение жизни и порождает недовольство собой.

Бедные старые девы, как и бездомные, безработные бедняки, не должны просить для себя какого-то места или занятия в этом мире – такие просьбы тревожат богатых и счастливых, волнуют родителей. Взгляните на девушек из многочисленных семейств по соседству, всех этих Армитеджей, Бертуислов, Сайксов и прочих. Братья этих девиц заняты делами или служат, у каждого есть какое-либо занятие. А что же сестры? Им нечем заняться, кроме как работой по дому или шитьем, из всех земных удовольствий у них только бесполезные визиты, и нет никакой надежды, что дальнейшая жизнь будет лучше. Эта беспросветность подрывает их здоровье. Они всегда прихварывают, а их кругозор поразительно узок и ограничен. Самое заветное желание, единственная цель в жизни каждой из них – выйти замуж, но большинству из них не суждено пойти под венец, и они умрут так же, как живут. Все они плетут интриги, соперничают, наряжаются, стараясь заполучить подходящего жениха, а мужчины смеются на ними, отворачиваются от них и совсем не ценят. Джентльмены считают – я сама много раз слышала, как они говорят это с глумливой насмешкой, – что рынок невест переполнен. Отцы повторяют то же самое, злятся, видя уловки своих дочерей, и велят тем сидеть дома. А что им делать дома? Спросите отцов, и они ответят: шить и стряпать. Дочери должны заниматься только этим и ничем более, каждый день и без единой жалобы, как будто у них никаких задатков и способностей к чему-либо иному. Однако придерживаться подобных принципов так же неразумно, как утверждать, будто сами отцы способны лишь на то, чтобы поглощать приготовленную дочерьми еду и носить сшитую ими одежду. Неужели сами мужчины смогли бы так существовать? Разве не было бы им тоскливо? Да они бы обезумели, особенно если бы не видели надежды избавиться от этой тоски, а за малейшее проявление недовольства слышали одни упреки!