— Именно! — Вадим испепелял ее неистовым взглядом. — Я из-за тебя бросил все: работу, друзей, родной город. Переехал в эту сраную Москву. И все, что я получил взамен, это абсолютно тупую беспочвенную ревность!

Он швырнул пиджак на пол и размазал рукой по лицу прыснувшие из глаз слезы. Лицо его исказилось от боли. Татьяна захлебнулась собственными рыданиями, прочувствовав, как эта боль проходит сквозь нее. Ноги подкашивались. Она села на пол на колени и уткнулась лицом в ладони.

— Я просто хотела быть гордой, как меня учил отец, но оказалась глупой, — простонала она, завывая. — Я знаю, что я ничем тебя не заслужила. Поэтому и ревную к каждой юбке. Я не могу с ними конкурировать на равных. Ни с Муравьевой, ни с Соней, ни даже с этой шлюхой Надей. Я знаю, что каждая из них тебя достойна, а я — нет. Мне все это твердят.

— Тебе все и все твердят! А сама ты думать не пыталась? — Вадим продолжал стоять в центре зала, держась за больной бок, и смотреть на нее исподлобья. — И какого хера ты слушаешь всех, кроме меня? Ты думаешь, я тебе в любви смеха ради признавался? Чем я заслужил такое недоверие? Почему мои слова и поступки для тебя ничего не значат?

Карие глаза сверлили Татьяну в самую червоточину в душе. Она шмыгнула носом, глядя в пол, и пожала одним плечом, держась левой рукой за правый локоть.

— Почему на меня тебе насрать? — спросил он без повышения голоса, но с глубоким чувством обиды.

— Неправда! — она резко дернула в его сторону голову и поймала холодеющий взгляд. — Не насрать.

Вадим с минуту стоял, не двигаясь, и равнодушно смотрел на то, как медленно ползут по ее щекам слезы, растекаясь по шее, падая на грудь и на пол. Иногда он глубоко вздыхал и затем сразу стискивал зубы, тихо шипя. Она вздрагивала всем телом каждые несколько секунд, затем на затихала и тихо всхлипывала.

— Я устал, Тань, — с болью выдавил парень. — Устал постоянно наступать на собственное горло.

Татьяну захлестнула новая волна рыданий, которая свалила ее вниз. Сцепив руки треугольником, она положила их на пол, склонила голову над самой плиткой и постучала лбом по холодному и мокрому глянцевому покрытию. Легкая боль от этих ударов не могла перекрыть душевные страдания, но сам факт наказания самой себя служил облегчением. Вадим делал небольшие шаги в стороны, возвращался обратно, переступал с ноги на ногу, трепал волосы, вздыхал, глухо постанывал и медленно выдыхал. Потом поднял пиджак с пола и, подойдя к ней, накинул на голую спину, а сам сел рядом.

— Я больше не хочу жить без тебя, — прошептала она и подняла на парня красные глаза.