Не вмешиваюсь, прямо каждую фразу изнутри рублю топором. Забираю у Алисы бутылку белого, которую и принес, чтобы самому открыть.

— Это потому что ты хочешь от меня избавиться! — кричит несчастье и срывается бегом в другую комнату.

К моему удивлению, она за ним не бежит. Замечаю слезы у нее на глазах. Стопорю себя, чтобы пизды оборвышу не дать. Такой, чтобы навсегда запомнил.

— Это у него реакция на изменения, — бормочет она и лед в вино закидывает.

Не сразу вьезжаю, что изменения — это я, собственно.

Еще ничего не сделал, но уже все испортил.

Она будто мысли мои читает.

— Ты здесь ни причем, — поясняет она, — ну знаешь, кроме того, что посадить в тюрьму его хотел и открыто недолюбливаешь. Он бы так на любого бы мужчину реагировал.

Какого еще «любого мужчину»?

Никаких любых, других мужчин быть не может и не будет.

— А чего это?

— Типа внимание к нему меньше будет. Вот уже на урок дополнительный хочу сбагрить. Но этот урок должен был добавиться еще две недели тому назад, — досадливо бросает полотенце на столешницу.

— Пусть привыкает, мы с тобой поженимся, и я с вами жить буду.

Ей вино будто не в горло попадает и она откашливается.

— Я собирался тебе по-другому сказать, но это же правда. И очевидно.

Она будто в ступор впадает. Не понимаю, почему. А как она себе это представляла?

Внезапно меня злость вихрем закручивает. Не думала ведь, что меня можно приходящим попрошайкой оставить?

— Это было бы замечательно, на самом деле, — вполголоса говорит она.

Ну вот, новоиспеченная армия сердец копья складывает. И метушится в строю роем, будто крылья у всех отрастают.

— Я тоже так думаю, — довольно тяну я. И на колени ее к себе утаскиваю. Даже вино девчачье пробую.