Интересно, столичная бестия бывала когда-то в детском доме дольше, чем утренник со стишками и подарочными пряниками, в роли Снегурочки?

Потому что я бывал. Там я вырос.

В голоде, холоде и грязи.

В нищете. По всем фронтам. Кроме ожидания.

Только ожиданий в детском доме — завались.

— Земля и сейчас провалиться может. Что-то ты ни хрена не делаешь по этому поводу.

И — пульс водородной бомбой расходится по телу. Слышу только его. И иногда прорывается постукивание ее ножки. Которой она все время нервно дергает и задевает чертов стол.

Потому что Алиса Чернышевская наконец-то поднимает на меня глаза. И смотрит укоризненно, и нахально, и немного… загнанно.

Хватаюсь за последнюю эмоцию, как за кусок мяса с голодухи.

— В городе есть чем заняться… волонтерам. И это точно не моим комплексом!

— Пока нет никакого комплекса, — довольно напоминает бестия. — Пока это только воздух.

Егор Лин заливается смехом, словно однокурсница удачно пошутила.

Я нахожу ее наблюдение очень несмешным.

— Писульки этой службы — просто бумага, а твои претензии — только воздух.

— Думаю, нам нужно успок… — выдвигает вперед руки мэр, но никому нет интереса до его миротворческой миссии.

— Просто бумага, как и твои деньги, Кулаков, — идет она на прямую атаку, и я вынужден удерживать себя ладонью за стол. — И эта бумага не скроет вреда в будущем.

— Твое нытье тоже не перекроет пользу от спорта, — рублю так быстро, что Алиса и рта не успевает открыть. — И польза будет как раз от этих бумажек.

— Грязных, мерзких купюр, — бормочет она.

— Грязных, мерзких купюр, — подтверждаю я.

И наконец-то подаюсь вперед.