В нашей «несчастливой квартире» пусто и замогильно тихо. Единственное, на что хватило ума, это позвонить брату.

Нервно перебираю пальцами волосы и отчаянно молюсь лишь об одном — пусть Дан будет жив. С остальным мы справимся. Сможем. Я уверена, что сможем!

В дверь звонят. Смотрю в темную прихожую, трогаю свою шею, скольжу ладонью ниже, останавливая ее в области грудной клетки. Так страшно, мамочки!

А если он не придет в себя? Врач сказал, что Данис в коме, когда я позвонила. По факту они даже не знали, кому сообщать, что он попал в аварию. Номеров родственников, кроме отца, у него в телефоне и нет…

Трель дверного звонка не прекращается. Тим настойчиво нажимает на кнопку, а потом начинает барабанить в дверь. Еле-еле сползаю с барного стула и плетусь в прихожую. Ноги не держат, голова слишком тяжелая, я вот-вот рухну на пол.

Поворачиваю ключ и прилипаю затылком к шкафу.

Азарин заходит в квартиру и приносит вместе с собой морозный декабрьский запах. От него так остро пахнет улицей и метелью, которая разгулялась еще ночью. Сглатываю, растирая лицо руками.

— Ты готова? — Тим быстро оценивает обстановку, заглядывает на кухню и вытаскивает из бара бутылку. — Так, мелкими глотками, — протягивает мне бокал.

Алкоголь обжигает носовые пазухи одним запахом, к горлу подступает тошнота, сжимаю шею рукой, впиваясь ногтями в кожу.

— Не могу. Тошно, — возвращаю ему бокал. — Я сейчас оденусь, — тянусь к своему пальто, но Тим опережает, помогает мне одеться и даже шнурки на ботинках завязывает. — Прости, — шмыгаю носом и тут же попадаю в крепкие братские объятия.

— Все нормально будет, Катюх. Поехали. Аринкин отец договорился, нас пропустят к нему.

Дан лежит в реанимации, слава богу, дядя Степа выбил нам две минуточки, чтобы я смогла увидеть Даника. В трубках, наверное, в синяках, как только подумаю, ноги сразу подкашиваются.

Как он мог попасть в аварию? Он же всегда так аккуратно водит. Пример для подражания…

— Спасибо, — бормочу и выхожу в подъезд.

Тим сам закрывает дверь, и лифт тоже он вызывает. В машину меня почти что на руках усаживает, а когда сам попадает в салон, пристегивает. Сначала меня, потом себя.

Я вообще овощем себя чувствую. Ничего не соображаю, и сил нет. Совсем. Я, кажется, вместе с Даном сейчас умираю.

— Кать, надо в лучшее верить, — брат выезжает с парковки, вливаясь в поток машин.

— Не могу. Мне страшно. Что, если он не очнется? Мне сказали, он в коме, у него ребра сломаны, сотрясение. Что, если… — срываюсь и опять начинаю плакать. — Я просто не переживу, Тим, не смогу. Я только снова его нашла, а теперь они у меня его опять забирают…