Это было жестокое избиение, плохая игра всех наших частей против команды, которую мы должны были легко победить.

Моя команда была в ярости. Они были разочарованы.

Я, с другой стороны, был просто чертовски ошеломлен.

Это должно было быть чем-то, к чему я привык, — пустота в моей груди. После моего разрыва с Малией я думал, что испытал худшую эмоциональную боль в своей жизни, думал, что пережил худшее горе, которое я когда-либо испытывал.

Сейчас мне хотелось рассмеяться над этим, но я не мог изобразить ничего, что хотя бы отдаленно напоминало радость, каким бы саркастичным это ни было.

Это была не просто боль. Это было не просто разбитое сердце. Это было не просто скучать по кому-то и безжалостно напоминать о нем, куда бы вы ни посмотрели, воспоминаниями, которые будут преследовать вас, казалось, целую вечность, хотя все эти вещи присутствовали.

Это была та пытка, которую могли понять только те, кто сознательно отправил кого-то, кто был им дорог, в ад.

Это было чувство вины, неудача и признание того, что я был злодеем. На моих руках была чужая кровь. Это был крик о том, что я должен был это сделать, что другого выхода не было, слабый, когда он слетел с моих губ.

Моя мама была самой счастливой, какой когда-либо была, не только с тех пор, как Брэндон расстался, но и с тех пор, как рассталась с папой. Кори поместил ее в пятизвездочный реабилитационный центр в Северной Калифорнии, где часто бывали богатые и знаменитые, и она была в восторге не только от возможности столкнуться с одним из них, но и от того, что действительно изменилась.

— Я собираюсь стать лучшей женщиной, — сказала она мне по телефону прошлой ночью, хотя я был слишком расстроен, чтобы действительно слушать. — Лучшей мамой для тебя.

Она собирала вещи, готовясь к завтрашнему отъезду, чек на погашение кредита, который я взял, и еще кое-что, уже отправленное по почте и направлявшееся ко мне.

И даже несмотря на то, что это были мои деньги, даже несмотря на то, что это я одолжил их ей и поэтому заслужил, чтобы они вернулись ко мне — это было похоже на грязные деньги, как будто на них тоже была кровь.

Ты поступаешь правильно, сынок.

Это были слова, которые Кори сказал по телефону вчера утром, когда я согласился на его сделку после того, как не спал, не ел и не делал ничего, кроме как пялился в стену своей спальни. Я почти мог представить, как он с гордостью хлопает меня по плечу.

И я надеялся, что он был прав. Я надеялся, что так будет лучше для моей мамы, что я наконец смогу дать ей хотя бы каплю всего того, что она дала мне за всю мою жизнь. Она стольким пожертвовала ради меня — своей молодостью, своим телом, своим временем и энергией. Я никогда не видел, чтобы она покупала что-то для себя, за все годы, что она меня растила, потому что каждый доллар, который у нее был, шел либо на счета, либо на меня — в основном, чтобы я мог играть в футбол.